В Кандалакше садились еще пассажиры, а потом по вагону прошли двое милиционеров, внимательно осматривая спящих. У Ошейникова похолодела спина. А когда минуты через три он увидел, что милиционеры возвращаются, все также заглядывая в спящие лица, ему чуть плохо не стало. Но красные погоны проплыли мимо, поезд тронулся. Под стук колес неудержимо накатила дрема. Ошейников заснул.
Утром снова начались неудобства из-за денег, лежавших в чемодане. Ошейников долго не решался оставить их, чтобы уйти в туалет. Когда стало совсем невмоготу, все-таки решился. Потом захотелось есть. Буфетчица носила пирожки, кефир, дорожные наборы с вафлями и зелеными яблоками, а ему смертельно хотелось мясной солянки и под нее — хотя бы граммов двести водки. Но куда деть чемоданчик? Взять с собой — привлечь внимание соседей. Оставить на них — боязно. Перед Петрозаводском придумал. Взял чемоданчик и, провожаемый загадочной полуулыбкой усатого, зашел к проводнице:
— Я еду в командировку. Тут у меня важные документы. Нельзя ли в вашем купе оставить, пока я схожу перекусить?
Проводница начала было отнекиваться, но рубль убедил ее, что надо помочь товарищу.
— Только до Петрозаводска! Мне на остановке пассажиров сажать…
Чемоданчик испортил ему и обед. Проглотив солянку и рагу, чтобы не опьянеть сразу, Ошейников позволил себе единственную минуту полного блаженства. Он вылил водку из графинчика в фужер, положил на кусочек хлеба две маринованные кильки, дал себе несколько секунд выдержки. Потом низко наклонился, чтобы от толчков поезда не расплескалась водка, и стал медленно выпрямляться, не отрывая фужер от губ. Он не глотал. Жгучая жидкость, как по трубе, слилась в желудок, дыхание остановилось. Вот тогда Ошейников истово поднес к носу бутерброд и шумно вогнал в себя смягчающий горло хлебный дух…
Через несколько минут он уже шел через вагоны. Соловеющие глаза его пялились на женщин. Ноги ступали уже не так уверенно. Но сознание работало по-прежнему четко, отмечая, что поезд замедляет ход, что в окнах проплывают станционные строения… Когда поезд совсем стал и вдоль перрона, путаясь в сумках и чемоданах, побежали пассажиры, Ошейникову оставалось пройти еще вагон.
И тут навстречу ему полезло что-то бесформенное, состоящее из баула, двух чемоданов и нескольких авосек. Авоськи, зацепившись за дверную ручку, не пускали вперед привязанные к ним чемоданы. Позади горы, заткнувшей дверь, слышалось мычание и сопение. Ошейников торопился. Он пошел даже на то, чтобы безвозмездно помочь разбирать этот завал. Но едва он освободил сетки, как вся масса вещей двинулась вперед, вытесняя его обратно в вагон. Оказалось, багажный дредноут двигал сухонький старичок. Жаль, времени не оставалось, чтобы выматерить старичка…
И все-таки Ошейников опоздал. Он это понял сразу же, как только увидел в окно черную шевелюру, мелькнувшую на стороне, противоположной перрону. Ошейников кинулся в тамбур, в ярости дернул закрытую дверь, проскочил в следующий вагон и, растолкав пассажиров, спрыгнул на перрон, спустился между вагонами. На четвереньках перебрался через рельсы и тут увидел усатого, неспешно уносившего его чемоданчик…
— Стой, падло!..
Тот, не оборачиваясь, как кошка, бросился на ступени подножки и исчез в тамбуре. Ошейников снова рванулся под вагон, чуть не раскроил себе голову, ударившись о металлический швеллер. Выкарабкавшись на перрон, он опять увидел черноволосого, улепетывающего к хвосту состава. Не замечая ничего вокруг, Ошейников теперь уже молча бросился в погоню.
Он настиг похитителя, когда тот собрался опять нырнуть в тамбур.
— Гад!.. Гад!..
Сбитое бегом дыхание не давало произнести ничего другого. Ошейников дергал к себе чемоданчик, но парень, ухватившись одной рукой за поручень, другой цепко держался за мягкую ручку и только по-крысиному поднимал усики, будто куснуть хотел. Вагон дернулся.
— В чем дело, граждане? Сойдите на перрон! — услышал Ошейников и тут же увидел, как милиционер, ударив вора снизу по кисти, легко ссадил его с подножки.
— Сволочь… Спер!.. Мой чемодан… Спасибо… Я с этого поезда, — обрадованно бормотал Ошейников, норовя ударить похитителя по лицу и в то же время передвигаясь за подножкой, чтобы успеть вскочить в вагон.