Выбрать главу

И вдруг прекратился.

Джандрон навалился на дощатую дверь. Щеколда треснула, и дверь распахнулась. Вскрикнув, геолог отшатнулся и дрожащей рукой прикрыл глаза.

— Пошли отсюда, Вивиан! Не подходите… Не смотрите…

Шатаясь и что-то бормоча, он двинулся прочь.

Из двери выползло существо, отдаленно напоминающее человека. Уродливое, переломанное, скрюченное. Изувеченное, истерзанное, окровавленное, оно извивалось и корчилось.

Это существо — да, это был Марр. Содрогаясь и поскуливая, он повернулся на бок, двигая руками, как раздавленный муравей шевелит усиками-антеннами — порывисто и бессмысленно.

Испуг у Джандрона тут же исчез. Он уже вполне уверенно подошел к судорожно глотающему воздух Марру. Из дверей домика несло каким-то диковинным, неземным запахом. Порог покрывала тонкая серая пленка чего-то маслянистого.

Джандрон схватил изуродованную руку журналиста. Марр приоткрыл мутные, невидящие глаза. Он производил впечатление животного, у которого сломан позвоночник, но жизнь еще держалась на волоске. Животного после вивисекции. Джандрон потащил его по снегу прочь от домика. Лишенный сил и парализованный, Марр не сопротивлялся, позволяя себя тащить, и только иногда еле заметно дергался. Девушка с белым, точно снег, лицом шла за ними следом.

Так они приблизились к настилу на реке.

— Все! Убираемся отсюда! — с трудом выговорил Джандрон.

Марр промолчал, но когда Джандрон попытался затащить его в каноэ, в теле журналиста вдруг пробудилась дикая, безотчетная ярость. Она выразилась в судорожной, какой-то злорадной попытке сопротивления. Губы Марра покрылись кровавой пеной; подобно дикому зверю, он издавал ужасающие звуки. Катаясь по земле, выл и царапался, пытаясь вцепиться зубами в ногу Джандрона. Наверно, так же ожесточенно сражались люди в те невероятно далекие дни, когда на Земле еще не наступил даже каменный век. А Вивиан — она ему помогала! Яростно, как тигрица.

Вдвоем они едва не одолели Джандрона. Им удалось повалить геолога, и все вместе рухнули в черную реку, которая стремительно потащила их куда-то под лед. Тогда Джандрон плюнул на всяческие моральные ограничения, на осторожность. Он был готов пойти даже на убийство, если это потребуется. И ему все же удалось взять верх над бешеной парочкой.

Связав причальным тросом избитых до потери сознания Вивиан и Марра по рукам и ногам, геолог затащил их в большое каноэ и оттолкнулся от причала. И тут же его окутал мрак полного беспамятства…

Только несколько недель спустя в Монреале, в госпитале королевы Виктории, Джандрон узнал, как и когда отряд канадской лесной охраны обнаружил их дрейфующими в озере Мооасуамкеаг. Понимание произошедшего просачивалось в его мозг постепенно, пока он освобождался от заполнявшего голову густого тумана.

Главным для него было то, что Марр умер, а девушка осталась жива. Это ему было под силу выдержать, с этим можно было вернуться в реальный мир, к обычной жизни.

В общем, Джандрон выкарабкался. Время излечило его, как излечило и девушку. После такой долгой разлуки они смогли, наконец, встретиться и поговорить о былом. Джандрон осторожно проверил, что сохранилось у Вивиан в памяти. Оказалось, что ничего. Поэтому он на голубом глазу сочинил для нее детальную историю об опрокинувшемся каноэ и трагической гибели всей группы, кроме них двоих.

Девушка поверила ему. Джандрон осознавал, что судьба обошлась с ними благосклонно. Но Вивиан так и не смогла понять, почему ее муж сразу же после свадьбы попросил ее не носить обручальное, да и вообще любое кольцо.

«Мужчины такие странные!» — это изречение, к счастью, годится на все подобные случаи.

Жизнь, украшенная для Джандрона любовью Вивиан, связала их прочным узлом в обычную семейную пару. Но временами, когда вдруг просыпается воспоминание о космических тайнах, приближение к которым грозит безумием, или когда Джандрону ненароком попадается на глаза какое-нибудь кольцо, его сердце вновь пронзает невыносимый холод, оживляющий ужас перед Неведомым.

И тогда во мраке, за границами нашей Вселенной, ему чудится Нечто, которое, даст Бог, никогда до скончания времен не появится больше на Земле.

Перевод Бориса Косенкова