— Садитесь, гражданин Спиридонов. Нужно уточнить кое-какие детали.
Спиридонов сел. Руки теперь он положил не на колени, а ухватился ими за край стула между ногами. Голову опустил низко.
— Фамилия, имя, отчество?
Спиридонов исподлобья посмотрел на Замятина.
— Спиридонов Владимир Филатович.
— Неправда, — бросил капитан.
Спиридонов сразу напрягся.
— Хорошо, кого из этих людей вы знаете?
Капитан выложил перед Спиридоновым несколько фотографий. Тот протянул к ним руку. Она заметно дрожала. Среди фотографий было фото Ровновой и Мякишина-старшего.
— Сука! — просвистел он сквозь зубы, увидев фотографию Ровновой.
— А еще кого знаете?
— Никого.
— А ну-ка, гражданин Спиридонов, обернитесь назад.
Арестованный медленно повернул голову, а потом рывком весь повернулся к двери. Там стоял Мякишин-старший и… Степан Спиридонов.
Мякишин-младший поднял, как бы защищаясь, руки, кулем свалился на землю и пополз, скуля по-собачьи, к ногам стоящих мужчин. Те брезгливо отступили назад и вышли из кабинета.
— Хватит, Мякишин, скулить, — жестко бросил Замятин. — Садитесь и отвечайте на вопросы.
Т. Джатиев
ВЕТЕРАН
Родился — будь мужчиной!
…На краю аула
В брошенном хлеву
Нищета согнула
Горькую вдову.
Он с колыбели запомнил «Мать сирот» и по сей день у верен, что поэт сидел у них в сиротской сакле, гнездившейся на круче в ауле Верхний Мизур. Потому так, с фотографической точностью, описал в своей поэме горькую жизнь его матери, вдовы Марии.
Отшумел грохот пушек, закончилась гражданская война, и взошло новое солнце над хребтами Кавказа. Но недолго радовался молодой горец такому счастью.
…Тот осенний день был солнечный, теплый. Друзья — Коста и Батырбек Таболовы и Бицо Зангиев — на своем поле потрудились на славу. Они убрали кукурузу на Кабуаге, а урожай свезли в селение Црау и засыпали в хранилище, чтобы потом переправить домой, в горный Мизур.
— А кто же уберет кукурузу Петка Таболова? Ведь он во Владикавказе, занят большой работой и ему не до уборки, — спросил Батырбек.
— Как кто? Мы, комсомольцы, — ответил Коста.
Все трое дружно взялись за дело.
Солнце заходило за хребты, укладываясь на ночлег. Пора было отправиться домой. Впереди между кукурузными зарослями гнал свою гнедую Бицо, за ним следовали Таболовы. Бицо ехал быстро, оставляя за собой тучу дорожной пыли.
Вдруг туча над дорогой растаяла и отставшие увидели застывшую на месте арбу Бицо, потом расслышали и его голос. Бицо кричал, размахивая шапкой:
— Э-эй, вы! Заснули, что ли? Скорее!
Никто и не подумал, что на него напали бандиты.
— Стой! Руки вверх! Не шевелиться! — скомандовал главарь банды, обросший черной щетиной всадник на гнедом коне. Шашка, кинжал, газыри, сбруя коня — все в серебре. Он отвел дуло от Бицо и направил прямо в сердце самого младшего — Коста Таболова.
Растерявшийся на минуту Коста поднял руки и обвел взглядом окруживших его бандитов. Теперь на него было направлено не одно дуло, а четыре. Чуть шевельнешься, мгновенно получишь пулю в лоб и в сердце. А какой смысл шевелиться, когда под руками нет не только ружья, даже приличного ножа? Коста во весь голос крикнул:
— Фадис! Грабят!
Тут же прогремел выстрел, и пуля прожужжала над ухом, задев волосы.
Бандиты разрезали сбрую, высвободили из упряжки коней и, вскочив на них, скрылись в зарослях.
У одного из горцев, прибежавших на тревожный зов, Татаркана Каргинова — была английская винтовка. Увидев ее, Коста обрадовался: «Дай винтовку, попробую догнать грабителей, отобью лошадей! Отобью! Пусть даже ценою собственной жизни!»
— Убьешь кого — кровников на всю жизнь себе обретешь, — сказал осторожный Татаркан. — А лошадь еще можешь нажить…
Бандитов в этот раз Коста не догнал, но дал себе слово всю жизнь посвятить борьбе с подобной нечистью.
В горах, лесах и ущельях Осетии в те годы гнездились банды. Среди них белогвардейские офицеры, деникинские последыши, злейшие враги нового советского строя. Но пусть! Он мужчина, и они его не испугают. Правда, страшновато было. Но раз родился — будь мужчиной.
Молоток печника
«Дело» по Синдзикауской аптеке, которое подали Таболову, уже ставшему небольшим начальником, на подпись, чтобы «закрыть», он внимательно перечитал и с глубоким вздохом сказал: