— А как же с Раей!
— Продолжайте встречаться с нею. Только о нашем деле ни слова.
Результаты судебно-медицинской экспертизы полностью подтвердили предположение Тамарина. Группа обнаруженной на ящике крови не совпала с группой крови Стрельниковых — матери и сына, это не была кровь и Рубинова.
Будучи уже почти полностью убежден в том, что Рубинов оговорил себя, следователь вызвал его на допрос. Но Рубинов повел себя совсем странно. Он коротко заявил, что убил Стрельникову и ни на какие вопросы отвечать не стал. Тогда Тамарин намекнул ему, что следствие выяснило новые обстоятельства по делу, говорящие в его пользу, Рубинов безразлично пожал плечами:
— Выясняйте, что хотите. Но Стрельникову убил я. Прошу вас поскорее передать дело в суд.
Отправив Рубинова, Тамарин глубоко задумался. Неужели он ошибается и идет по неправильному пути? Он тщательно стал перебирать в памяти все обстоятельства дела и пришел к выводу: надо продолжать поиск.
На следующий день Тамарин направился в ремесленное училище, где работала знакомая девушка Геннадия, Рая Макарова.
— Мне нужно проверить кое-какие документы, — сказал он, — предъявляя Макаровой свое удостоверение.
— Что-нибудь случилось? — встревожилась девушка. — Может я допустила ошибку?
— Не беспокойтесь. Речь идет об архивах. Мне нужны данные за позапрошлый год. Вы тогда, кажется, еще не работали? Вот видите. Так что вы напрасно беспокоитесь…
Следователь оказался разговорчивым человеком. Он все время шутил, рассказывал смешные истории, листая старые бухгалтерские отчеты. Рая от души смеялась. Только однажды лицо ее нахмурилось. Это произошло в тот момент, когда в дверь заглянул какой-то мужчина.
— Ты занята? Извини, я потом зайду, — сказал он.
Тамарин сделал вид, что не обратил на это внимания. Он продолжал шутить, но Макарова почему-то приуныла. Перед тем как уходить, Тамарин вдруг спросил:
— Что это за молодой человек, который сюда заглянул? Кстати, я его где-то встречал. Он здесь работает?
— Да, он преподаватель училища.
Тамарин учтиво попрощался и вышел. Но перед тем, как покинуть училище, он зашел в отдел кадров. Представившись начальнику отдела кадров, он спросил у него, кто из преподавателей, по его мнению, ухаживает или пытается ухаживать за Макаровой. Начальник отдела кадров ответил сразу же:
— Это может быть только Волин. Ну и тип, скажу вам. Ведь у него семья, но это его не удерживает. К тому же он какой-то скользкий, что ли. Увертливый такой. Всегда может выкрутиться и показать себя в лучшем свете.
Следователь попросил личное дело Волина. При первом же взгляде на автобиографию, Тамарин нашел сходство почерка Волина с почерком автора анонимных писем. А по фотокарточке узнал того человека, который заходил в бухгалтерию к Макаровой.
— Разрешите взять это личное дело на один день, — попросил Тамарин.
— Пожалуйста!
Произведенная в тот же день графическая экспертиза установила, что автобиография Волина и анонимные письма написаны одной и той же рукой.
Тамарин пошел на решительные действия. Он задержал Волина. Судебно-медицинская экспертиза подтвердила идентичность группы крови, обнаруженной на ящике письменного стола Геннадия и крови Волина.
Дальнейший ход следствия дал полную и ясную картину совершенного преступления и вскрыл подлинные мотивы, породившие его. Правда, Волин вначале все пытался отрицать, но потом понял, что запирательство бесполезно. Он дал исчерпывающие показания.
«Примерно год назад, писал он, в училище поступила работать Рая Макарова. Я с нею познакомился, она мне понравилась. Хочу сразу же подчеркнуть, что это было не просто увлечение, а серьезное чувство. Но когда Макарова узнала, что я женат, она не захотела больше со мной встречаться… Все было кончено. Я это тяжело переживал. И к тому же появился этот студент Стрельников. Он стал часто захаживать в училище. Между ним и Макаровой завязались дружественные отношения. Я стал ревновать ее. После мучительных раздумий я решил сделать так, чтобы они больше не встречались друг с другом. Проследив однажды за Стрельниковым, я узнал, где он живет. На следующий день написал и отправил на его имя письмо, потом еще два таких же письма, в которых всячески чернил Макарову. Я надеялся, что, прочитав все это, студент перестанет заходить в училище. Но он и не думал прекращать своих встреч с Макаровой. И тут, наряду с ревностью, в моей душе стала нарастать тревога. А что, если Стрельников расскажет об этих письмах Макаровой? Ведь она без труда догадается, что они написаны мною. И тогда меня могут привлечь к ответственности за клевету. Меня стал преследовать страх. Моим единственным желанием было — во что бы то ни стало отобрать у Стрельникова эти злополучные письма. Я долго не решался, но наконец пошел к нему домой. Его не оказалось. Я встретился с его матерью… Она спросила, что передать Гене. Я сказал, что ничего передавать не надо и что я снова зайду. Целый месяц я не решался зайти к нему второй раз. И вот однажды все же пошел… Это было вечером, уже смеркалось. Я зашел на веранду, увидел две двери. Постучался в одну из них. Никто мне не открыл. Подошел ко второй, опять постучался. Тишина. Я потянул ручку, дверь открылась. В комнате никого не было. По книгам и тетрадям, которые бросились мне в глаза, я сообразил, что это комната Геннадия. Во всем своем существе я ощутил нервную дрожь. А что, если удастся? Ведь никого нет! Так будет гораздо лучше: самому найти анонимные письма и незаметно уйти. Это мне показалось гораздо лучше, чем требовать письма у Стрельникова. Я начал искать. Рылся в шкафу, выдвигал ящики стола, даже слегка поранил руку… Вдруг за дверью я услышал шаги. Кто это? Неужели Стрельников? Я кинулся второпях задвигать ящики стола. В это время дверь открылась. «Гена, это ты?» — спросила мать Стрельникова. Увидев меня, она испугалась, вскрикнула: «Что вы здесь делаете?» Теперь ко всему прочему я оказался в положении грабителя, который забрался в чужую квартиру и был застигнут врасплох. Очевидно, Стрельникова так и подумала. Я заметил, что она хочет выбежать из комнаты. Мгновенно я сообразил, чем это для меня может кончиться. Находясь в сильном нервном возбуждении, я подскочил к ней, сжал ее руку. «Молчите! Я сейчас удалюсь!» — тихо проговорил я. Но Стрельникова снова кинулась к двери и вскрикнула. Я изо всех сил рванул ее за руку, и она повалилась на пол. И тут я стал душить ее… Я думал только о том, что надо убить ее, иначе меня арестуют как вора. Когда все было кончено, я вскочил и хотел идти. Но в последний момент меня остановила мысль, а что если я ее не задушил? Ведь меня тогда обвинят и в покушении на убийство! Я чуть было не завыл от страха. Дрожащими руками выхватил перочинный нож, открыл его и нанес сильный удар Стрельниковой. После этого я бессильно опустился в кресло. Сколько времени так просидел? Не помню. Внезапно мысль о совершенном мною преступлении, словно электрический ток, пронзила меня. Я вскочил и подошел к двери. Слегка приоткрыв ее, я услышал разговор двух каких-то женщин во дворе. Выждал. Когда стало совсем тихо, я, стараясь двигаться как можно бесшумно и быстро, вышел во двор, потом на улицу, дошел до угла. И только тут со страхом оглянулся: нет, никто за мной не наблюдал…»