В следующие два дня эти данные были подробно анализированы. Внимательно были прослежены маршруты всех машин, с момента их выезда до момента прибытия, которые этой ночью въехали в Софию или выехали из нее. После этого проследили маршруты всех машин, которые этой ночью были в движении в соседних с Софией городах. Исследование не принесло никаких результатов. Оказалось, что эти машины, все без исключения, были государственными, которые шли по точно установленным служебным маршрутам. Любая возможность обмана со сменой номера была исключена.
Тогда куда же пропала машина с преступниками? Оставались две возможности. Во-первых, было возможно, что машина исчезла где-нибудь на маленьких проселочных дорогах, старательно избегая контрольные пункты. Вторая возможность казалась полковнику Филиппову более вероятной: машина скрывается где-нибудь в окрестностях Софии или, по крайней мере, между двумя соседними контрольными пунктами по шоссе. Это предположение подкреплялось и следующим фактом: машина подъехала к дому Тороманова слишком скоро после ее возможного вызова.
Вероятная картина бегства рисовалась в воображении полковника Филиппова так: после того, как диверсанты схватили мальчика, они понимают, что их пребывание в городе уже очень опасно и решают бежать этой же ночью. По телефону они вызывают машину. Легковая машина приезжает, берет их, после этого заезжает за Торомановыми, берет их и исчезает по тому же самому шоссе, по которому въехала в город. Конечно, связь могла осуществится не по телефону, а через передатчик, если в машине диверсантов тоже есть радиопередатчик, но это казалось полковнику менее вероятным. Вся эта операция длилась около двух часов — срок весьма небольшой для того, чтобы машина могла приехать в город издалека, принять пассажиров и снова исчезнуть.
Придя к такому выводу, полковник сконцентрировал почти всю тяжесть поисков, главным образом, в районе шоссе и ближайших к нему селений. Особое внимание он обратил на телефонные центры, откуда шофер легковой машины мог бы получить приказ сразу же выехать в город. Но вопреки самым старательным поискам, его люди не смогли открыть ни малейшего следа от исчезнувшей машины — ничего, что показало бы им, что они идут по верному пути. Никто не видел автомобиля, никто не слышал ничего сомнительного. Никаких следов автомобильных шин на мягких проселочных дорогах не было, чтобы поощрить их поиски. Преследование диверсантов как будто стало совсем безнадежным, но полковник Филиппов, верный своему твердому и терпеливому характеру, ни на мгновение не отчаялся, ни на мгновение его вера в удачный исход дела не пошатнулась.
В тупик зашло и следствие по делу пойманного в букинистическом магазине шпиона. Он не отрицал своей вины. Еще во время первого допроса он рассказал все, что знал, но этого было немного. Часто в букинистический магазин какой-то незнакомый человек приносил книги, в переплете которых были спрятаны шифрованные сведения. Продавец должен был передавать их Тороманову, имени которого он даже не знал, а Тороманова со своей стороны, должен был — как предполагал полковник — носить их на квартиру инженера. Там, по всей вероятности, их передавали по радио вражеской централи. Продавец не знал ни о нелегальной квартире, ни о легковой машине, ни о будущих намерениях диверсантов.
Так в бесплодных поисках прошло пять дней.
В эти пять дней и ребята не чувствовали себя хорошо. Преследование окончилось, но обычные игры уже, совсем не удовлетворяли их. Одно дело строить остроумные планы, разгадывать трудные загадки, следить за опасными преступниками, и совсем другое — сидеть на каком-нибудь мусорном ящике и сбивать мнимые вражеские самолеты. Мальчики почти не играли — они собирались в сквере или в дворницкой Кости и проводили время в разговорах. Но о чем бы они не говорили, о чем бы ни заходил их разговор, в конце концов они неизбежно приходили к тому, что пережили так недавно. Они вспоминали различные эпизоды, объясняли себе различные случаи, которые тогда казались им необъяснимыми, и тайно тосковали, что все уже кончилось.
Когда разговоры исчерпывались, они ходили на далекие прогулки — то ли в парк, то ли на реку. Эти прогулки были как будто веселее, но и в самые веселые моменты Пешо чувствовал известную сдержанность в поведении своих товарищей. Он становился все более нервным и мрачным, часто беспричинно вспыхивал, но никогда не заговаривал о своей большой вине. Глубоко в себе он был уверен, что даже если и имеет какую-нибудь вину, он многократно искупил ее своим твердым, мужественным поведением, когда был у диверсантов. Сам полковник Филиппов, к которому Пешо очень привязался, держался с ним, как с большим парнем, открыто восхищался его героизмом, хвалил его перед товарищами и ни одним словом, ни одним жестом не укорил его за преждевременный поступок.