Протоколы допросов, результаты экспертиз, показания свидетелей, выписки телефонных разговоров, опись пропавших ценностей, квитанции, чеки…
Вот копия чека с кафе, где в день убийства поздним вечером праздновали удачу налетчики. «Салат весенний» – одна порция; «салат греческий» – одна порция; «котлета по-киевски с гарниром» – три порции; «коньяк «Закарпатский» – две бутылки…
Интересно, почему три порции вторых блюд? Из показаний работников кафе, а они опознали Борового и Корчинского, тех было двое. Но не троица ли была в доме погибшего предпринимателя, и не третий ли как-то участвовал в убийстве Соколова. Вполне возможно, что и он должен был сидеть в кафе со своими соучастниками, но, по какой-то причине, отсутствовал. Мысль о третьем засела в голове у Николая Игнатьевича, как заноза, не давала сосредоточиться. Да и две сегодняшние смерти могли быть связаны с этим третьим…. И, скорее всего, этот третий из поселка, где проживал судья-пенсионер и откуда был родом Боровой. Очень хорошо знал удобное для преступления место, знал, куда шел Боровой и по какому пути. А стрелка, которую успел нацарапать погибший, могла означать «убийца здесь»…
Такими были предположения сыщика-любителя.
Еще после прочитанного дела у судьи было ощущение, что он был в шаге от какой-то разгадки, казалось, что рядом была подсказка, куда шагать следствию. Это чувство периодически возникало у Николая Игнатьевича все последующее время.
– Надо спокойно поработать в поселке, – подытожил свои размышления Руденко, – но вначале надо что-нибудь съесть в городе. Поеду-ка я к детям. А завтра с утречка – в свою вотчину.
На третий день, в среду, когда страсти и слухи среди местных немного улеглись, Николай Игнатьевич еще раз посетил место происшествия. Несколько раз прошелся вокруг остатков, еще не исчезнувшего пятна крови, внимательно осмотрелся по сторонам. Стрелки, понятно, уже не было, так как много людей прошлось по этой дорожке после случившегося. Дорожка эта шла с вокзала в двадцати метрах от железной дороги вдоль забора бывшей базы райпотребсоюза. Там, где забор заканчивался и поворачивал направо, начиналась небольшая площадка с большой роскошной плакучей ивой. Под ней как раз и произошло убийство. За площадкой в обе стороны шла дорога. Направо начиналась улица к центру. В ее начале по левой стороне стоял известный дом с четырьмя семьями, а за ним была усадьба судьи-пенсионера. Дорога налево пересекала железнодорожный переезд с домиком дежурного. Он стоял метрах в ста от упомянутого дерева. Как раз на этот домик и был направлен внимательный взгляд Николая Игнатьевича. А еще через пять минут он уже был возле дежурного, который немного знал пенсионера, знал о его профессии до пенсии и отнесся к его вопросу не агрессивно.
– Хочу немного помочь следствию, – начал доморощенный сыщик, – прошу извинить за беспокойство. Вы, наверное, слышали об убийстве. Не вы ли дежурили в ту ночь, когда убили Борового?
– Да, моя была смена. У нас сейчас работа через сутки, пока третий в отпуске.
– В нашем поселке машин мотается не так уж и много, тем более по ночам, – продолжил Николай Игнатьевич, – не припомните ли, в ту ночь перед приходом электрички из города не проезжал кто-нибудь здесь или вон там возле ивы, – и Руденко указал в сторону дерева, где произошла трагедия.
– Через переезд перед электричкой вроде бы никого не было, а вот на той площадке кто-то со стороны центра развернулся. Я как раз ждал поезд и увидел крутящийся свет фар. Свет погас, и больше ничего не было видно. Да я и не всматривался. Кстати, там, как вы знаете, есть проезд под железной дорогой. Когда шлагбаум закрыт, машины ныряют в эту дыру. Возможно, что и тот автомобиль свернул под рельсы, хотя маловероятно – фары гасли на ходу, – закончил железнодорожник.
– Что хотел узнать – от вас услышал. Спасибо. Большое спасибо, – поблагодарил Николай Игнатьевич собеседника.
– Ну вот, – думал он, уходя с железнодорожного поста, – кое-что выяснили. Если убийца местный, то проживает он в этой правой части поселка. Его авто приехало из центра. Пятьдесят процентов населения имеет алиби. Хоть и примитивная эта моя версия, но веселая.
– А теперь зайду-ка я к своей подруге Ирине Сергеевне. Давно уже не был у нее в гостях, – подумал Николай Игнатьевич и зашагал в сторону бывшего общежития.