Вечером я прогуливаюсь тенистыми улицами провинциального городка.
В белой рубашке, в белых брюках и в белых, начищенных зубным порошком туфлях идет мне навстречу походкой ловеласа-аматора окруженец Щечкин.
— Добрый вечер! — приветствует он меня.
— Добрый вечер! — приветствую я его.
— Дышите благорастворенной прохладой вечернего воздуха? — загибает он этакого Карамзина.
— Наслаждаюсь.
— Только почему же одни?
— Это как же? — настораживаюсь я.
Щечкин мнется: хочет что-то сказать, но робеет.
— Простите, конечно, не мое это дело и дело в высшей степени деликатное, спиритическое… — начинает он выстраивать очередного Карамзина. — Разумеется, если это только не секрет, не тайна мадридского двора, не… словом, у вас здесь есть женщина?
Вопрос не из легких.
— Видите ли… — выпутываюсь я, — как бы это вам объяснить… жена у меня красавица писаная… Джина Лолобриджида… Нефертити… Анук Эме.
— Конечно, жена ваша, если позволите применить аллегорию, индейка, горлица, — выводит Щечкин, — блюдо изысканное, но ведь бывают, согласитесь, моменты, — тут Щечкин наклоняется к моему уху и страстно шепчет: — когда хочется отведать и чего-нибудь… Этакого… Доисторического… Несъедобного!.. Рыбицы какой-нибудь… (у него перехватывает дыхание) каракатицы!..
Ага! Что я вам говорил! Вот она, достоевщинка-то! Проявилась! Чистой воды! Эка загнул! Какое же у него амплуа было в театре? Смердяков?..
На противоположной стороне улицы замечаю Сатурновича. Он ведет под руку маленькую женщину. Маленькие женщины — это у него пунктик, конек. Сам он не Геркулес, роста, однако, выше среднего. Как-то я поручил ему найти нескольких карликов. Он ездил куда-то за город, где, видимо, была их артель. Для масштаба он фотографировался с каждым из них. Вскоре это стало его страстью: каждый день в режиссерской комнате появлялись новые фотографии, где Сатурнович был снят с очередным карликом. С папироской и с улыбкой добряка-великана. А результат был как раз обратный: карлики почему-то оттеняли незавидность его фигуры.
Приезд наш в город Н. произвел переполох, сравнимый разве что с приземлением марсиан. Город вздрогнул и как-то даже присел от неожиданности. Но пройдет еще немного времени, и город распрямится, развернется во всю свою мощь и с песнями и плакатами двинет широкой лавиной в массовку. Прорвутся наружу дремавшие силы, займутся огнем надежды сердца: «Когда же, если не теперь! А что, если могучая стихия кино подхватит и меня и, чем черт не шутит, унесет в столицу!»
— Простите, вы режиссер картины? — раздался у меня за спиной поставленный голос.
Я обернулся. Ко мне приближался пожилой мужчина со старушечьим лицом.
— Разрешите представиться: актер Меч-Оралов. Снимался у Червякова, Чардынина, Довженко. Считаю своим долгом участвовать в вашей картине. Думаю, что рекомендации Анатолия Васильевича более чем достаточно.
Я кивнул головой, плохо соображая, кто же такой Анатолий Васильевич.
— Простите, чьей рекомендации?
— Анатолия Васильевича.
— Не имею чести…
— Луначарский Анатолий Васильевич, — ответил Меч-Оралов и полез в боковой карман пиджака. Оттуда он извлек пачку газетных вырезок и протянул мне. Часть из них упала на тротуар. Я кинулся собирать их, мучительно решая, что же ответить старику, как объяснить ему, что роли для него у меня нет, а окружение я ему предложить не могу — Анатолий Васильич не простит.
— Видите ли, — запинаясь, начал я, — роли у нас распределены, да их и немного. Разве в окружение… но на это не согласитесь вы.
— Да, — гордо ответил Меч-Оралов, — на это я не пойду.
Он выбрал из пачки одну из вырезок подведя меня к фонарю, взволнованно прочел:
— «Особенно поразительна мимика актера Меч-Оралова. Я поздравляю наше искусство с такой мимикой». Он поздравлял!..
— Вот видите, — промямлил я, стараясь не глядеть ему в глаза, — я просто не имею права предлагать вам какое-то окружение.
Он бросил на меня убийственный взгляд, как в старом кино, и, галантно расшаркавшись, пошел прочь.
Переваривая случившееся, я незаметно для себя дошел до городского парка. Слышалась музыка. Пятачок танцплощадки был забит танцующими парами: осваивали шейк.
Вдруг музыка прекратилась, и в динамике завозился чей-то знакомый и довольно противный голос. Сатурнович! С бесцеремонностью массовика-затейника он начал очередную вербовку:
— Уважаемая молодежь! Прошу извинить за прерванный танец. Вам, конечно, известно, что в вашем городе находится съемочная группа кинокартины «Отрок». Каждый из вас сможет принять участие в съемке! В увлекательном творческом процессе! Всем желающим необходимо явиться к гостинице «Космос». При себе иметь паспорта. Спасибо за внимание! Танцы продолжаются! Кавалеры приглашают дам, гы-гы!..