Первая половина дня. Чищусь, бреюсь, ожидаю женщину
Кертис вчера купил электрическую бритву с нежной незатейливой мелодией. Теперь он брился и получал эстетическое удовольствие. Раньше Кертису казалось, что его лицо сплошь волнистое и двигается независимо от всего остального. Теперь же бритва как будто сама по себе кружила вокруг Кертиса, уничтожая щетину и создавая стереофонический эффект.
— Так-так, — глядя в зеркало, произнес Кертис, — я словно сошел с рождественской открытки. Такой же румяный и веселый. Скоро придет Жанна с сынишкой, и, пока ребенок будет играться в унитазе корабликами, я буду иметь все на свете, сколько захочу и как захочу.
Кертис улыбнулся и пошел стелить постель. Если для вас это слишком банально, то «пошел раскладывать диван», а если и это не нравится, то «пошел в магазин за кушеткой», «к прабабушке за креслом», «к знакомому акробату за матом».
Мать и сын
— Дзынь! — раздалось у Кертиса над ухом — Дзынь! Дзынь!
Кертис ударил себя по лбу, потом по щеке, снова по лбу, но комара так и не убил.
«Может, это в дверь звонят?» — подумал Кертис. «Что я, в самом деле, зациклился!». С этими словами он нажал на кнопку и в распахнувшихся створках дверей увидел Жанну с сынишкой.
Мальчугану было далеко под тридцать, а его мать, хоть и хорошо сохранилась, но была старше Кертиса лет, примерно, на столько же.
— Извините, — начала Жанна, стягивая валенки, — мы очень спешили, но, вы ведь знаете, поспешишь — людей насмешишь! И точно, сын чуть под трамвай не попал. В последнюю секунду успела… А то бы так и умер девственником!
— А? — глупо улыбнулся Кертис. — А теперь он что… Уже не этот?… Не девственник?
— Скоро уже, скоро! — воскликнула Жанна. — Сам то весь извелся! Мама — кричит — когда мы к дяде Кертису пойдем?! Все ночи напролет кричит. Орет как носорог на пальме.
— Постойте, — проговорил Кертис, — мне казалось, что ваш сын маленький, а вы сами являетесь моей, извините, любовницей…
— Что вы такое говорите?! — зарделась Жанна. — В моих летах?.. А сынок, он, да, в самом соку… Бери — не хочу! Такой, главное, упорный… К дяде Кертису — кричит — а потом и под трамвай, раз не девственник!
— Пошли, — вдруг промычал сынишка и, взяв Кертиса за руку, повел его к недавно купленной кушетке.
Беседа перед сном
— Знаешь, Кертис, ты мне всегда очень нравился, — пробурчал сынишка, расстегивая рубашку, — я ведь помню, как играл корабликами в унитазе, пока моя мать делала все на свете по твоему желанию. Я тогда был ребенок… Что я мог!? Но теперь — все! Баста!
Сынишка снял рубашку и погладил свои волосатые груди
— Стоп! — завопил Кертис. — У тебя же женская грудь!
— Девичья! — пропел сынишка и принялся вылезать из брюк. Кертис решил, что мужик чокнутый. Но это не помогло. Сумасшедший девственник — что может быть хуже.
Сынишка снял брюки. Кертис захлопал в ладоши. У мужика совсем не было члена. То есть мужик был женщиной, притом небритой и бородатой.
— Ну, — развела руками сынишка, — иди ко мне, милый. Я ждал этой минуты всю свою сознательную жизнь.
Жанна и ее пристрастия
Самым сильным моим пристрастием является очищенный героин по вторникам, чистый кокаин по средам, неочищенный героин по четвергам, ЛСД по пятницам, а по выходным я просто курю. Вас интересует, что я делаю по понедельникам? О! Это очень странный день. По понедельникам я сплю.
Другим самым сильным моим пристрастием являются мужчины до пятидесяти, от тридцати и выше, до десяти без пауз, а также, сорок семь и чаще. Вплоть до одного случая меня интересовали и десятилетние мальчики. Я тогда сильно погорела… Тот ребенок был так хорош… Его ротик, носик, ушки, а его маленький твердый разведчик?! Ой, я отвлеклась.
Третьим самым сильным моим пристрастием является сынок Гриша. И все же иногда мне кажется, что Гриша очень странный мальчик. Слишком уж он женственен, невинен, а если его еще и побрить… Я даже боюсь об этом думать! Кто знает, кем окажется мой сынишка, если его побрить?!
Сынишкина любовь
Я очень люблю Кертиса. Когда я был маленьким, то часто играл корабликами в его унитазе. Потом я вырос, у меня появилась упругая грудь, и я все чаще стал задумываться о женитьбе. Но до конца избавится от влечения к другому мужчине я так и не смог. Я знаю, это аморально. Но, боже, как бы я хотел, чтобы Кертис был женщиной.
Первая половина дня. Одеваюсь и еду в больницу
На улице Кертиса ждал сюрприз. Сюрприз выглядел как деревянный ящик без ручек, но с круглым отверстием сбоку. Не долго думая, Кертис приник к отверстию своим правым здоровым глазом. В ящике, как вы уже догадались, сидел мастер Фей-Ха и курил кальян.
— Удивлен? — вопросил мастер.
— Не очень, — ответил Кертис, — Ты разве бываешь без кальяна? Чему ж тут удивляться?
— А то, что я залез в ящик через это маленькое отверстие, разве это не чудо?
— Наверное, долго тренировался, — предположил Кертис, — когда обратно собираешься?
— А я не собираюсь! — огрызнулся мастер. — У меня тут пять комнат, бассейн и сауна.
— Ладно, — сказал Кертис, — мне пора. Мне в больницу надо, потому что там мой друг Макс в морге, и меня просят его опознать, так как у них на это нет ни сил, ни времени.
— Постой, что случилось с Максом? — крикнул из ящика Фей-Ха. — Я его вчера видел, но он и словом не обмолвился о своей болезни.
— Макс не болел, — ответил Кертис, — шел себе, шел, упал, разбился всмятку насмерть.
— Не бывает! — воскликнул Фей-Ха.
— Так врачи сказали, — задумчиво проговорил Кертис, — конечно, в девяноста процентах из ста они врут, и этим утешают пациента. Но чем утешить Макса, кроме как удобной морозильной камерой, я не знаю.
С этими словами Кертис направился к больнице, с каждым шагом осознавая, что Макс не может быть в морге, так как он идет рядом, что-то говорит и размахивает автоматом. Не доходя до больницы, Кертис и Макс повернули направо, к распахнутым дверям аптеки.
Происшествие на углу — 2
— Давай! — прошептал в кертисовское ухо Макс, — давай, Олег! С богом!
— Почему ты называешь меня Олегом? — спросил Кертис. — Уже дважды назвал…
— Не время! — рявкнул Макс. — Потом объясню.
— К тому же, — начал Кертис, — тебя, Макс, пристрелили, а я сошел с ума и стал идиотом.
— Не болтай чепухи! — заорал Макс. — Думай о деле. И помни, что уходим по крышам.
— Я так и знал, — пробормотал Кертис, — всегда по крышам… Ужас какой-то!
— Это ограбление! — громко крикнул Кертис и вошел в аптеку.
К его огромному изумлению никто из находящихся внутри не обратил на него никакого внимания.
Кертис вышел из аптеки и удивился еще сильнее. Около аптечного входа стояло семь человек с поднятыми руками, а Макс бродил меж ними как девица и непрерывно засовывал руки в чужие карманы.
— Макс! — позвал приятеля Кертис. — Почему все так вышло?
— Потому что слова «это ограбление» надо произносить там, где намечается что-либо подобное, а не посреди улицы, когда приспичит.
— Хорошо, — сказал Кертис и вошел в аптеку.
— Это ограбление! — крикнул он. — Все на пол, а то буду стрелять.
«Нелогично, — сказал сам себе Кертис, — какая мне польза, что все лежат на полу?! Ровным счетом никакой. Даже наоборот, ходить неудобно».
— Встать! — крикнул Кертис. — И зажмуриться!
«Зачем я сказал 'зажмуриться'?»
— Открыть глаза — заткнуть уши!
Теперь стало похоже, что люди в аптеке сошли с ума.
— Эй! — крикнул Кертис. — Макс, ты там скоро?