В 1995 году уже никто не мог поручиться за чью-либо жизнь. Брат мог предать сестру ради пары уколов, родители закрывали глаза на бесчинства насильников, с благодарностью принимая их грязные деньги.
Интересное было время. С одной стороны время свободы и раскрепощения. Люди, способные мыслить и действовать, получили шанс, и многие им воспользовались. Балом правили люди со связями либо с умом. Те, кто вовремя успел схватить фортуну за хвост, к середине 90-х уже могли себе позволить многое, но ещё не смели расслабляться, а потому продолжали мотаться и зарабатывать состояние.
С другой стороны — страшное время.
Много семей распадалось. Одни родители спивались, другие, сбившись с ног, работали на двух-трёх местах, чтобы прокормить детей.
Подрастающее поколение в большинстве своём было предоставлено самому себе. Если ребёнку повезло с родителями, он либо усиленно прокладывал себе дорогу в светлое будущее, стараясь поступить в ВУЗ, либо слонялся без дела, раздавал заработанные предками деньги друзьям и тратил на своё удовольствие.
Если с предками не повезло, дети либо спивались, либо становились наркоманами или шестёрками в бандах, либо сами становились бандитами, сбивая с друзей и знакомых деньги, сигареты и пр., постепенно обрастая своими шестёрками. Руками и головой пробивались единицы.
Девушки часто жестокостью почти не отличались от парней. Даже порой могли перещеголять пацанов. Белыми воронами осмеливались быть не все. Многие овечками шли за бандитками, считающими себя лидерами. Ты с нами? Кури. Ты с нами? Пей. А не захочешь…
Чего только не делали заводилы, чтобы казаться круче всех. Как только не старались выделиться, чтобы их заметили все, а в особенности крутые парни…
Жители города знали, что по вечерам тёмными улицами ходить небезопасно. Но ещё опаснее ходить в компании с сомнительными личностями. Что говорить… Даже средь бела дня можно было случайно завернуть не туда и увидеть, как десяток подростков издеваются над одним из своих сверстников…
Гавы были из везунчиков. Как уже было сказано ранее, родители их были не из бедных, к тому же отец их был на короткой ноге с мэром города. Поговаривали, что у него не только в областном центре есть связи, но и в самой столице.
Неудивительно, что вокруг близнецов всегда было полно шестёрок, готовых на что угодно пойти, только бы быть в фаворитах. Никто не хотел быть у братьев в опале. Все их боялись. Никто не смел им слова поперёк сказать.
Никто, кроме Сани Кудерского.
Нет, его родителям было далеко до Гав, хоть они и были обеспеченной семьёй. Но разница была в том, что они всего добились сами. Конечно, Петру Игоревичу пришлось нелегко в начале, и без крыши не обошлось, но, встав на ноги, он расплатился с покровителями вдвойне, чтобы больше не быть обязанным. Именно поэтому он был уважаемым человеком и были ему рады в каждом доме, в том числе и в доме мэра.
Гавы прекрасно это знали. Но не потому они позволяли Сашке то, чего не простили бы больше никому. Кудерский был очень умным молодым человеком, умел просчитывать все ходы наперед и не раз выручал двух оболтусов из беды. Кроме того, он владел сразу несколькими видами борьбы и отлично стрелял.
Почти никто не знал и половины о нём. Саня был скрытен и круг его друзей был довольно узким. С Эдиком и Серёжкой он дружил ещё с детского сада, поэтому они много о нём знали, уважали его и ценили дружбу с ним.
Когда Сашка завёл Павлика в кухню и увидел, что Стёпка уже спит, а Серж увлечённо что-то рассказывает Денису, с безразличным видом кивающему в ответ, то решил не задерживаться и, усадив Пашку на свободный у стола табурет, вышел в прихожую. Едва он отошёл, сзади послышался грохот — Павел свалился на пол.
Эдуарда уже не было. Мимолётное замешательство быстро сменилось привычным выражением лица, и парень вышел во двор. Как и предполагалось, Эдик уже сидел на лавке рядом с Валеркой. Тот ни живой, ни мёртвый — сидит только кивает головой.
— Нууу, братва, чёт у вас тут совсем кисло, — натянув маску беспечности, протянул Санёк. — Там одни пьяные рожи, а тут похоронный марш. Эд, давай колись, шо Валет уже начудил. Такое впечатление, что ты готов его прямо здесь закопать.
— Не гони, — со своей привычной ехидной улыбкой ответил тот, — мы просто базарим о том, что пора расходиться. Валерка хотел с нами поехать, но я ему объяснил, что он ну никак не поместится. Нам ведь нужно ещё девушку домой доставить. Верно, Валет?
А Валет сидел, сжав кулаки так, что костяшки пальцев побелели. Злость и ненависть читались на его лице. Даже не в силах кивнуть, он лишь слегка повернул голову в сторону гостей и его глаза, наполненные болью, встретились с насмешливым взглядом Эда.
— Я так понимаю, нужно ребят подымать? — Кудерский не стал поддерживать беседу, разворачиваясь к двери, однако Гава выкинул левую руку в бок, преградив тем самым дорогу другу. — Ты ж сказал, что пора расходиться, — с лёгким недоумением и с едва заметной ноткой раздражения произнёс Сашка.
— Именно. Но мне нужно с тобой побакланить немного, — пояснил Эдик.
Они отошли почти к самой калитке, и только тогда Эд сказал:
— Я понимаю, что тебе всё это неприятно. Понимаю, что ты предпочитаешь после этой грязи добраться домой на своих двоих. Однако я хочу попросить тебя поехать с нами.
Саня ничего не ответил — лишь желваки заходили, и Гава, заметив недовольство друга, решил объяснить своё решение:
— Санёк, я ведь не законченная свинья, хоть ты меня таким и считаешь, — начал он иронично, а увидев скромную улыбку на лице друга, воодушевился. — Я ведь понимаю, что на детку нельзя сейчас давить. У неё стресс, а поэтому нужно, чтобы кто-нибудь ей ласково, но доходчиво объяснил положение дел. Она тебя послушает…
— Иди ты, — отмахнулся Кудерский, слегка толкнув друга в грудь, — сами заварили кашу, сами и расхлёбывайте…
— Та ты подожди кипятиться. — уже серьёзно продолжил Гава. — Ты разве не резвился? Не боишься проблем потом?
— Это каких же? — усмехаясь, спросил Сашка. — От Петрика что ли? Или от Геннадиевича? А, ну да, скорее от последнего.
— Ссс… — Эд схватил Кудерского за грудки, лицо его перекосило от злости, однако уже спустя минуту он взял себя в руки и отпустил друга. — Ты… Ты батю не трошь, понял?
— Да чего ж не понять, — уже спокойнее, но всё же с улыбкой сказал тот, — куда нам, смертным. Ладно, так и быть, поеду с вами, довезём девчонку. Куда ехать-то, знаешь?
— Да, Валет сказал.
— Хорошо. А ему-то ты чего, кстати, наговорил, что он словно тень сидит?
— Да ничего я ему не говорил, просто сказал, что он с нами не едет, — как-то немного сбившись ответил Эд. Саня знал, что так он разговаривает только с ним и своим отцом в тех случаях, когда не хочет говорить правду. Но промолчал.
Плотно утрамбованная семёрка неспешно ехала по улочке. Впереди уже виднелась основная улица, по которой обычно курсируют рейсовые автобусы.
Люси, прижатая к правой задней двери, сидела тихо, уставившись в нижнюю часть переднего сиденья. Парни о чём-то живо переговаривались, будто не замечая её.
— Детка, послушай меня. — развернувшись, выглянул спереди Эдуард, но Люси его не слышала. — Ты меня слышишь?
В машине сразу стало как-то подозрительно тихо и тогда до девушки начало доходить, что обращаются к ней.
— Ты чё, оглохла?! — Гава уже был вне себя и начал было тянуть к ней свои руки.
— Эдик, не кричи на девушку, — опередил его Саня, предусмотрительно севший возле Люси. — Зачем ты хотел, чтобы я с вами поехал, если орёшь, как оглашенный?
— Ну, — стушевался тот, — ты же молчишь, словно воды в рот набрал.
— Молчу, значит нужно так, — огрызнулся Кудерский.
— Ты, короче, не молчи, а давай базарь! — начал снова закипать Эд. — Я ведь должен быть уверен, что всё будет гуд!
— Да отвали ты, — откинул Сашка его руку, снова потянувшуюся было к Люси.