Какая-то неведомая сила притягивает людей к острым ощущениям, к соприкосновению с гранями допустимого. Что это - желание испытать себя или показать свою "храбрость" окружающим? Какое удовольствие или удовлетворение находит человек от окунания в экстремальные ситуации? Видимо, "встряхивание" организма время от времени является одним из условий активного существования. Но есть категория людей, которая готова подвергнуть себя ничем неоправданному смертельному риску без всякой на то надобности. Почему всё это происходит, чем это объяснить?
Мы же с Ренатой после такого "встряхивания" своего организма и лицезрения того, как "встряхиваются" другие, направились было к вокзалу, но наткнулись ещё на одно заведение, обойти которое были не в силах. Перед нами была "комната смеха". Там мы накопили столько положительных эмоций, которых хватило на всю неделю, что оставалось мне жить у неё на квартире. Как ни странно, но я знаю людей, с трудом переносящих такие "издевательства" над собой, которые творят зеркала. Как правило, это были люди ограниченные, самовлюбленные и с полным отсутствием чувства юмора. К моему удовольствию, с чувством юмора у Ренаты всё оказалось в полном порядке. Не удовлетворившись теми искажениями, которые создавали зеркала, она с особой находчивостью принимала такие позы, что мы чуть не падали от смеха. Вдоволь нахохотавшись и поиздевавшись друг над другом, мы, наконец, покинули это чудесное заведение и зашагали в сторону вокзала. Когда доехали до Бляйхероде, было ещё совсем светло, и мы опять пошли к дому врозь. Я сожалел, что у меня не было фотоаппарата - как здорово было бы сфотографировать наши изображения в этих чудесных зеркалах! По этой же причине у меня нет ни одной фотографии фрау Эльзы и Ренаты. Какая жалость!
Через два-три дня после поездки на ярмарку произошло одно позорное событие, о котором до сих пор не могу вспоминать без отвращения. В городе было объявлено о демонстрации фильма, который, судя по разговорам, привлекал внимание всего населения. Я пригласил на него Ренату и фрау Эльзу. Вначале они отказывались, ссылаясь на то, что зал очень маленький, а желающих будет много, но потом они согласились, так как очень давно не смотрели фильмы. Я купил билеты, и мы отправились. В зале мы заблаговременно заняли свои места и стали ждать начала сеанса. Народу, действительно, было очень много, и вскоре зал заполнился до отказу. Вдруг, откуда ни возьмись, в зал ввалилась большая группа офицеров, которая с шумом и криком начала теснить собравшихся, освобождая себе места. Я не знаю, были ли у них билеты вообще, а если и были, то скорее всего без обозначения номеров мест - так называемые стоячие, как это практиковалось в нашей стране, когда не хватало мест. Кто-то из них стал возмущаться тем, что в зале так много немцев, что для русских не осталось мест. Их поддержало какое-то число уже сидевших на своих местах русских. Раздались громкие крики, в хамском стиле требующие, чтобы немцы освободили места для вновь прибывших. Кому-то на глаза попались фрау Эльза и Рената, и сидящие недалеко от нас начали указывать на них пальцами. Бедные женщины тут же встали, чтобы выйти из зала, но я с силой удержал их на месте и довольно резко ответил грубиянам, что они никуда не уйдут, так как я их пригласил сюда, и мы находимся не в Америке, где негры и белые сидят отдельно. Тогда раздались крики, чтобы ушли те немцы, которые пришли сами, без приглашения. Все эти слова произносились и на русском, и на очень плохом, но вполне понятном немецком языке. Меня поразило то, что ни один человек из русских, а среди них были и авторитетные командиры, не попытался остановить это безобразие, призвать к порядку и совести наших офицеров. Человек 10-15 немцев встали и покинули зал, сопровождаемые нелестными словами в их адрес. Хамствующие молодцы, с видом людей, совершивших великий подвиг, заняли их места, зал успокоился, и начался сеанс. Я не запомнил ни названия фильма, ни его содержания не только ввиду недостаточного понимания языка, но и потому, что я кипел от возмущения и просидел весь сеанс точно на раскалённых углях, не в силах унять охватившее меня негодование. Мне было невыносимо стыдно перед немцами за своих соотечественников. Я думал о том, правильно ли я поступил, оставшись в этом зале, не лучше ли было встать и увести Ренату с фрау Эльзой от этой публики? По окончании фильма я вышел из зала в подавленном и угнетённом состоянии. По дороге домой я извинился за то, что доставил им такие неприятности, а они утешали меня, говоря, что тут нет моей вины. О содержании этого фильма и впечатлениях о нём ни сейчас, ни потом мы ни единым словом не обменялись. Видимо, они его так же "внимательно" смотрели, как и я.
Прошло несколько дней, и опять наступило воскресенье. Никаких планов на дневное время у меня не было, а вечером договорились собраться у Николая. Я позавтракал в кафе Йон и вернулся домой. Фрау Эльза сидела за чтением очередного французского романа, а Рената покрутила приемник, настроила его на какую-то европейскую станцию, которая передавала вальсы Штрауса, и попросила проверить следующие 50 испанских слов, выученных ею накануне. Вдруг раздался звонок и, не ожидая от хозяев приглашения, вошел высокого роста мужчина, лет сорока, в полковничьей форме. В коридоре его встретила фрау Эльза, но, увидев незнакомого человека, ему навстречу пошла и Рената.
- Кто здесь хозяйка? - с трудом подбирая слова, спросил полковник, даже не поздоровавшись с женщинами.
Фрау Эльза заволновалась и, взяв за руку подошедшую Ренату, ответила:
- Мы, то есть фрёйляйн Рената и я, - и, немного подумав, добавила: - Что вас интересует, господин офицер?
- Мы с женой здесь будем жить, вот вам предписание от военного коменданта, - говорил полковник тоном, не допускающим никаких возражений. - Покажите нам самую большую комнату, - потребовал он у удивлённых женщин.
Я наблюдал за всем происходящим из дальней комнаты, стоя у открытой двери. Тут полковник заметил меня и в такой же грубой манере продолжил разговор, указав пальцем на меня:
- А это кто такой?
Я не спеша подошёл к ним, на ходу подбирая слова, и представился:
- Здравствуйте, я друг этой семьи. Чем могу помочь?
Произнося эти две-три простенькие фразы, я больше всего старался следить не за правильностью построения речи, а за произношением. Номер удался, полковник принял меня за немца и тут же сделал грозное предупреждение:
- Пока я здесь живу, никто к вам не должен приходить - ни знакомые, ни друзья. Вы меня поняли? - спросил он, поочередно оглядев каждого из нас и сделав указательные жесты пальцем.
Женщины стояли в полной растерянности и смотрели то на меня, то на непрошеного гостя. Надо было что-то предпринять, и я решил, что нечего играть в кошки-мышки, ситуацию надо прояснить, а потому, перейдя на русский, объяснил ему:
- Вы извините меня, товарищ полковник, я немного пошутил. В действительности, я живу здесь уже два месяца, вот моя комната. Вероятно, произошла какая-то ошибка, что вам дали направление сюда же.
- Вот что, молодой человек, - со злостью начал полковник, - во-первых, я никаких шуток над собой не позволю. Во-вторых, попрошу немедленно освободить комнату, я завтра сюда приеду с женой. И, в-третьих, попрошу здесь больше не появляться, если не хотите нарваться на неприятности.