— Стой! Стой! — закричал я. Просто так, бочке… Была она скользкая и тяжёлая.
— Стою! — отозвался Ромка.
— Я не тебе.
— Кому?
— Кому, кому… Никому, сам себе.
Некогда мне было с ним разговаривать, надо было что-то сообразить. Если идти сзади, то бочка вырвется, если забежать вперёд, можно будет придерживать её плечом и потихоньку спустить вниз. Но как забежать? Если отпустить, то она не будет ждать меня, она покатится вниз по тропке.
— Иди сюда! — позвал я Медведева. Он ничего не ответил.
— Оглох, что ли?
— Это ты мне?
— Кому же ещё?
— Я думал, что ты опять сам себе.
— Это я тот раз сам себе, теперь я тебе. Беги сюда!
Ромка бросил свою бочку, подбежал, зашёл спереди, подпер…
В это время на меня что-то наехало… Большое и мокрое.
— Эй, не толкайся! Не удержу! — закричал Ромка.
— Я и не толкаюсь. Твоя бочка на меня наехала, — объяснил я.
— Откати её, — попросил он.
Я обернулся, чтобы откатить, но Ромка закричал:
— Держи! Держи! Не удержу. Ой, держи!
— Держи, не держи! Как же тогда твою откатить?
— Ты её толкни ногой.
Я толкнул её ногой, но она опять накатилась и прижала меня, не продохнуть.
— Не могу больше, — послышался Ромкин голос.
Чего он не мог? Это я не мог стоять между двух бочек и молчать.
Тут моя бочка рванулась вперёд. Я всё понимал: это Ромка упустил её. Я упал. По мне, как асфальтовый каток, прокатилась Ромкина, догнала мою, они ударились друг о друга, точно обрадовались, что встретились, и понеслись вместе.
— Лови! Спасайся!
Я поднялся, выплюнул пыль, бросился догонять. Бочки прыгали, гудели… Мы неслись за ними, впереди загоготали гуси, разлетелись в разные стороны.
Бочки выкатились на берег.
А на берегу дяденька учил тётеньку кататься на велосипеде. Тётенька сидела на седле, дяденька держал велосипед за багажник и уговаривал:
— Смелее! Смелее! Я здесь! Не волнуйся!
Наверное, он услышал, как грохотало, потому что обернулся.
— Нажимай! — закричал он и толкнул велосипед.
— Я еду! — обрадовалась тётенька. — Ой, девочки, я еду!
— Полундра! — не слушал её дяденька. Он нажимал на багажник, тётенька крутила педали, велосипед набирал скорость. Дяденька тоже… Бочки катились следом.
— Остановите меня! Остановите! — начала просить велосипедистка. Но остановить её уже было невозможно. Она мчалась всё быстрее и быстрее. Так они и умчались куда-то, дяденька сзади, тётенька на велосипеде, и никто не знает, куда они умчались. Я их больше никогда не видел на берегу. Может быть, их кто-нибудь всё-таки и остановил, ведь не могли же они мчаться так до бесконечности? Тем более впереди был высокий забор.
Палуба
Мы немножко посидели в камышах. Подождали, когда на лугу всё затихнет. От нечего делать я сделал вдруг настоящее открытие. Вот оно, открытие: «Палуба может быть без корабля, но корабль без палубы — никогда!»
Я сказал об этом Ромке. Он выслушал, подумал и сплюнул:
— Хватит задаваться. Что дальше будем делать?
— Согласно открытию, нужно добывать палубу, — объяснил я, — потому что корабля без палубы не бывает. Разве не так? Разве не верно?
— А из чего делается палуба?
— Из досок.
— Где их взять.
— Нужно найти.
Мы пошли через огороды, мы пошли искать доски для палубы. Мы искали доски. Мы обошли весь посёлок, заглядывали в каждый угол, но ничего подходящего не попадалось. Доски обнаружились во дворе мебельной фабрики. Они лежали в штабеле. Новенькие, белые, пахли сосной. Вот бы нам хоть пару таких досок! Доски притягивали нас, хотелось их погладить и унести с собой на протоку.
Мы вошли во двор фабрики. Постояли и вышли. Сторож в будке покосился на нас, но ничего не сказал.
Мы стали выходить и входить. Мы хотели приучить сторожа к тому, что мы входим без досок… Может быть, тогда он привыкнет к тому, что мы выходим с досками?
Но усидчивость у сторожа оказалась маленькая. Минут через пять он выскочил из будки и закричав:
— Что за экскурсия такая? Марш отсюдова, не то уши пообрываю!
Пришлось уходить. Любой бы после таких слов ушёл.
Было часа два. На улице было жарко. Курицы и те попрятались в тени. Мы пошли к реке… И вдруг наткнулись на целую половинку ворот с калиткой. Она лежала прямо на траве, прямо у Димкиного дома, около тротуара. Над калиткой была прибита дощечка: «Во дворе злая собака». Только это была неправда — никакой собаки в Димкином доме сроду не было, ворота никогда не закрывались, и никто не пользовался калиткой. Может быть, поэтому и выкинули?