— Коля, не бойся! Коля, не отступай! Коля, дай ему, Ведерке вредному! — закричала грозно Иванова.
— Коля, держись! — кричал Медведев.
Чего раскричались? Никто драться-то и не собирался. Может быть, мы к областному смотру самодеятельности готовимся, откуда они знают?
Приглашение в гости
— Зачем Колю обидел? — бросилась с кулаками на Вальку Зойка Иванова. — Не плачь, Коля, не плачь!
Откуда она взяла, что я плачу? Я пел, а не плакал. Весёлую песню пел.
— Не лезь, не трожь! — я еле оттащил Иванову от воза с сеном. Потом отвёл в сторону Ромку. Я начал им втолковывать, что с Ведром мы теперь друзья, что подружились на веки веков.
Зойка ничего не хотела понимать. Давно известно, что если она на кого-нибудь обидится, то не будет разговаривать дня три. Даже если на перемене во дворе школы начнём играть в догоняшки, она всё равно не будет догонять того, на кого обиделась. Она такая…
— Испугался! — начала Иванова упрекать, — Ты, Петренко, подлиза. Ты мне руку у сада не дал. Подлизываешься? Я сейчас домой уйду от тебя, не поеду с вами никуда, раз ты такой подлиза и трус.
— Уходи на здоровье, — сказал Ромка. — Никто плакать по тебе не будет.
Плохо он знал нашу Зойку.
— Раз так, то не уйду. Вот назло не уйду, — сразу передумала Иванова. — Не уйду!
— Хватит спорить! — пытался я их примирить. И чего они спорят? — Куда мы плывём? Деда искать… Моторку искать. С Валькой Ведерниковым мы помирились. Он поможет нам лодку найти. Пошли, спросим его про лодку. Он хороший. Он песню про раненую лошадь знает.
— Идите, идите! — сплюнула с презрением Иванова. — Подлизы.
Мы вернулись к возу. Валька сидел наверху, на сене, и глядел в сторону, точно не видел нас.
— Валь, — позвал я. — Посмотри, не пожалеешь.
Я выдернул у Ромки из-за пояса доисторический пистолет, поднял над головой, чтобы с воза было хорошо видно. Валька увидел, скатился на землю, схватил двумя руками пистолет, прицелился в летящую ворону, потом в стог сена, в куст, ещё куда-то и замотал головой:
— Вот это да! На охоту идёте? На зверя?
Тут я ему и рассказал… Всю правду. Про всё. Что нужно спасать Паньку, пока она живая. Но про то, что я налил в бочку философский камень, я не стал ему рассказывать… Не обязательно ему всю правду знать. Если я Ивановой всю правду не рассказал, то ему-то тем более.
— У кого красная моторка? — задумался Валька. — Надо поспрашивать. Айда со мной в деревню! Свезём сено, отведём лошадь на конюшню и разыщем хозяина.
— А как же плот? — сказала Зойка и опять с презрением сплюнула. Как какой-нибудь невоспитанный мальчишка.
— Привяжите к коряге, никто не тронет. Я отвечаю, — заверил нас Валька Ведерников, по кличке Ведро.
В гостях
Жили Ведерниковы в центре села. У церкви. Спереди, в здании церкви, была мастерская, в ней ремонтировали машины, сзади было окошечко и висела вывеска «Сельпо». Это так в Песковатке магазин назывался. Почему он так назывался, я не знаю. «Сель», наверное, «сельский», «по»… Что «по»? «Поселковый»? Может быть, и совсем что-нибудь другое и вовсе не «поселковый». Мне некогда было думать, я есть хотел. До того хотел, что спать хотелось.
Дом Ведерниковых был с соломенной крышей. Когда мы подошли, из калитки вышла Валькина мать. Она на ходу повязывала голову белой косынкой.
— Сынок, — сказала она протяжно. — Что так долго оборачивался?
— Людей встретил, — показал на нас Валька.
— Чьи же это будете? — оглядела нас Валькина мать. — Что-то не признаю. Чьи же вы будете?
— Они городские, — пояснил Валька.
Странно как-то они говорили: «Чьи же вы будете?», «Не признаю».
— Отдыхать прибыли? — поинтересовалась Валькина мать. — Места-то у нас привольные, богатая красота кругом.
Была она маленького роста, даже не верилось, что она — Валькина мать.
— Сено сбросил у телятника, — сказал Валька. — Вы не волнуйтесь. Всё сделаю, как вы просили.
— Сколько привёз сена-то?
— Два воза справил.
— Мало, сынок, я же тебя просила до обеда возов пять доставить.
— Доставлю. Через час прибегу.
— Хорошо, жду. Ну, я побежала.
Но она не побежала, а пошла вдоль улицы. Странно говорили в Песковатке! «Пошуми» — это значит «позови», «побежала» — значит «пошла»… Но чуднее всего было то, что Валька обращался к матери, как к чужой: «Вы, маманя». У меня сестрёнка Женька, так она даже чужим говорит «ты». За это её в угол ставили, но мало помогает.
Валька хороший человек. Особенно мне понравилось, как он разгрузил сено. Подъехал с возом к телятнику, развязал верёвку, сбросил на землю жердь, которой сверху прижимал сено, взял под уздцы лошадь, повернул так, что передок у телеги приподнялся и воз опрокинулся. Потом Валька дёрнул вожжи, лошадь рванулась вперёд… И всё сено осталось лежать на земле. Я бы никогда так не догадался. Я боюсь лошадей. Валька-Ведро не боялся, и лошадь его слушалась.