Юлдаш-ака вздрогнул и, кося в сторону, сказал, что хочет посмотреть коня.
— Еще испугается, да сорвется с привязи...
Он вышел, и слышно было, как прочмокали за тонкой стеной кибитки его осторожные шаги... Конь возбужденно заржал, дергая повод. Чьи-то голоса. Серебров прислушался. Или это показалось?..
Югов молча чистил картошку. Рахим вытаскивал из золы черные жаркие клубни.
— Льет? — спросил он вернувшегося чайханщика.
— Видать, надолго, — сказал Юлдаш-ака. Он стер с лица рукавом халата свежие брызги дождя. — Словно взбесился... Да вот...
Не успел он договорить, как снова ударил гром. Густо шуршал за дверью дождь, ветер заплескивал его через порог. Мелкие брызги невидимой холодной пылью садились на руки, на шею, на лицо...
А в это время по дороге на перевал ехал одинокий всадник. В темноте только слышалось чавканье копыт да тяжелое дыханье загнанной лошади.
Когда вспыхивала молния, всадник оглядывался на тропу, но, убедившись, что он одни, снова склонялся к луке и с еще большим ожесточением принимался бить каблуками в тяжело вздымающиеся бока лошади.
Дорога круто шла вверх, и лошадь едва преодолевала подъем. Иногда она скользила, и тогда всадник растерянно смотрел вниз, в зияющую бездну... После этого он несколько метров ехал осторожным шагом, но нетерпенье снова брало верх, и он погонял коня сильнее прежнего.
Всадник был в кожанке. Мокрая от дождя кожаная фуражка поблескивала при свете молний. Время от времени он вытирал — прямо ладонью — лицо, по которому стекали крупные капли дождя и пота.
Поднявшись на перевал, всадник слез с коня, подвел его к роднику, от которого вел деревянный желоб к небольшому углублению в скале. Конь потянулся к воде, удовлетворенно фыркая, и стал пить долгими, полными глотками.
Потом всадник привязал его в стороне — к старой полусгнившей коряге, похожей на склонившегося в молитве человека... Присев на камень, он вынул из-за пазухи ломоть слежавшегося хлеба и, помочив его в роднике, стал есть.
Всадник не спешил. Он дал коню отдохнуть, отдохнул сам и только после этого грузно сел в седло.
Дождь к тому времени перестал, из ущелья потянулись волокна растрепанных облаков. Конь нырнул в них, и сразу стало трудно дышать. Всадник плотно запахнул кожаную тужурку, обвязал шарф вокруг шеи.
Облака поредели. На востоке, по краю неба, протянулась светлая полоска. Постепенно разрастаясь, она захватила полгоризонта. По обочинам дороги отчетливо проступили серые глыбы — они нависали над головой, а иногда сама дорога, проходя по такой скале, нависала над пропастью.
Всадник почти не смотрел по сторонам. Он чутко ловил все звуки, долетавшие из долины.
В темноте понемногу вырисовывались отлогие склоны противоположных гор, поросших орехом. Среди деревьев мелькали кишлаки, река извивалась на самом дне долины.
Конь громко застучал копытами по деревянному настилу моста...
У Голубых озер
— Так это и есть Голубые озера?! — воскликнул Серебров, когда они выехали из рощи.
Действительно, картина, открывшаяся их взорам, была незабываема.
Впереди еще извивалась узкая полоса дороги, а там, где она круто сворачивала направо, за темно-зелеными кустами синело озеро. И оттого, что лежало оно в глубокой котловине, а со всех сторон, подобно краям огромной чаши, дыбились горы, поросшие густым лесом со светлыми прогалинами там, где были каменистые сбросы, и оттого, что сверху было небо, местами синее, местами серебристое, местами словно подернутое слоем расплавленного золота, и оттого, что воздух был прозрачен и чист, — озеро тоже переливалось всеми красками. Оно было то синее, то желтое, то зеленое, то почти коричневое — там, где вода подступала к самому берегу и со дна подымались бурые водоросли. Озеро менялось каждое мгновение. Вот солнце передвинулось по горизонту и переместило тени, пробежало облачко, и легкая рябь тронула прозрачную поверхность озера. Все изменялось сразу: где вода была синяя, появилась позолота, а на месте золота вспыхнули и заиграли все цвета радуги...
Вода в озере была такой чистой, что просматривалось далекое дно — оно, однако, вовсе не казалось таким далеким. Серебров без особого труда разглядел целую стаю красноперых рыбок — они промелькнули в косом луче солнца, пробившемся сквозь густые заросли орешника, и исчезли в фиолетовой дымке подле берега... Таинственные водоросли раскачивались, колеблемые течением: они были самой разнообразной формы, словно выходцы из совсем иного, неземного мира. Заросли их вклинивались в светлую траву, разросшуюся у берегов.