За морями, за горами
Что может быть прекраснее моря?! Харди мог любоваться им часами.
У него было излюбленное местечко — во Флориде, в спокойной бухточке, берега которой то круто обрывались, то песчаной отмелью тянулись чуть ли не на километр. В бухточке всегда стояла наготове белоснежная яхта с командой в пять человек; чистые каюты, уютный салон...
На склоне высокого холма, в плотной зелени пальм возвышался дом с красной крышей и желтыми жалюзи. Мраморная лестница вела от дома к морю: дорожка, обсаженная магнолиями и радужной юккой, была посыпана серебристым песком. За домом возвышались стройные кипарисы. Там начиналась апельсиновая роща, а еще дальше проходила линия железной дороги. И если бы не ее бессонные перестуки, не гудки, можно было бы подумать, что, попав в это благодатное местечко, вы перенеслись в далекие времена, воспетые Майн Ридом, когда по равнинам и болотам Флориды бродили еще краснолицые и гордые семинолы...
Но Харди романов не читал и о семинолах знал только понаслышке. Флорида для него была испокон веков райским уголком США, а мыс Кеннеди — местом испытания ракет.
Покачиваясь на мягком сиденье стремительного «крайслера», Харди думал. Далеко — там, где вода сливается с небом и где легкий туман сглаживает силуэты, светлой точкой с черным султаном дыма виднелся теплоход. Очевидно, он шел с Кубы...
Харди поджал губы. В молодости он бывал в Гаване, в этом необыкновенном городе на берегу моря. Гавана... Никогда не забыть ее душных вечеров, шороха автомашин по шоссе, мелодий неутомимых джазов за распахнутыми стеклянными дверьми ночных баров. Тогда в Гаване была жизнь. Город кишел туристами. А теперь... Кастро даже на женщин, прекрасных кубинок, надел военную форму. Они стоят у кухонной плиты и держат автоматы наготове.
Харди сжал кулаки. Недавно он был на смотре в Майами. Там собрались головорезы и отчаянные авантюристы. Ребят здорово подготовили, дали оружие. А ненависти их учить не надо. У каждого что-нибудь осталось на Кубе: у одного — своя плантация, у другого — дом, у третьего — кабачок, у четвертого — просто личные счеты с кем-нибудь из тех...
Харди с неприязнью подумал о президенте — такая близорукость!..
Он откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Свежий бриз не выветривал неприятных мыслей. Харди потер кончиками пальцев виски. Что за чертовщина?!. Похоже, что и он на старости лет превратился в болтливого политикана. Когда-то он посмеивался над этой категорией людей. Вот мы люди практического склада, люди дела. Мы работаем. Мы не едим свой хлеб даром. И нам не нужно сдабривать работу красивыми фразами. Мы и так отлично понимаем, что на нашу долю выпала самая грязная ее половина. Но пусть эти чистоплюи попробуют без нас!.. Пусть попробуют.
Машина между тем сделала несколько крутых разворотов и остановилась у высокой зеленой решетки. Огромный сеттер выскочил из ворот, заискивающе заюлил у ног приподнявшегося Харди.
— А, соскучился, старина!
Харди потрепал пса за уши, провел рукой по гладкой блестящей шерсти. Потом он вышел из машины и заковылял по дорожке к дому, из которого уже спешил ему навстречу один из сотрудников, прибывший сюда еще на прошлой неделе, чтобы подготовить все к приезду шефа.
Харди выслушал его доклад, рассеянно ковыряя тростью в размякшем на солнце асфальте. Он поморщился — не любил, когда люди говорили слишком много, особенно подчиненные.
— Вы сегодня в ударе, — мрачно заметил Харди и кончиком приподнятой трости отстранил сотрудника с дороги. — Распорядитесь, чтобы мне приготовили ванну.
— Будет исполнено.
— И еще...
Харди бросал слова за спину, не оборачиваясь и не повторяя, уверенный в том, что каждое его слово поймано на лету.
Сотрудник услужливо забежал вперед, распахнул перед шефом дверь. Харди вошел в прохладный вестибюль. Здесь полы были выстланы разноцветными плитами, а на стенах с дубовыми панелями висели сочные натюрморты.
Сеттер, виляя хвостом, остановился перед лестницей и выжидающе посмотрел на хозяина. Харди тоненько свистнул и засмеялся. Собака послушно взбежала по лестнице, замерла на последней ступеньке перед статуей обнаженного Аполлона.
«Такая безвкусица!» — подумал Харди.
Он недовольно покосился на сотрудника. Теперь, после натюрмортов и Аполлона, сотрудник казался ему еще менее симпатичным.
— Уберите... это, — поморщился Харди.
— Но ведь...
— Уберите! — Харди пришлось повторить приказание, а это случалось не часто.
Сотрудник, побледнев, отступил в сторону. Харди собственным ключом отворил дверь кабинета. Наконец-то он у себя дома, наконец-то!