По вечерам на площади возле Каабы уже не было слышно хохота и женского повизгивания" Здесь раздавались лишь стоны больных, приползших к священным камням, дабы или исцелиться прикосновением к ним, или испустить дух рядом с ними, да иногда звучала скорбная молитва над телами умерших. А скольких передавили в толпе, сколько погибло по дороге — от жары, жажды, чумы, холеры, лихорадки!
Буркгардт был переполнен впечатлениями. Позднее все они войдут в его книгу "Путешествия по Аравии, содержащие описание районов Хиджаза, почитаемых магометанами за священные", которая выйдет в свет в 1830 году. В этой книге — 704 страницы! К ней приложены планы, карты, рисунки, ноты песен, которые пели там матвафы, лавочники, водоносы. Никогда ни до Буркгардта, ни после него Европа не получала столь подробных сведений о священной земле ислама. Писал он книгу по памяти: делать записи открыто, как Зеетцен, он не рисковал.
Земля ислама — это еще и Медина. Теперь, когда турки изгнали ваххабитов из Медины, паломники снова открыто стремились туда. Страшил только путь между священными городами. Но вот 7 января 1815 года Мухаммед Али одержал очередную победу над ваххабитами, и в его руки полностью перешла дорога между Меккой и Мединой. Для всех приехавших в Мекку это означало освобождение. И в один миг город опустел.
15 января 1815 года в составе каравана Буркгардт отправляется в Медину. Они идут по ночам тринадцать суток. В темноте мало что можно увидеть, караван пробирается среди скал, через долины, покрытые песком или камнями. Лишь одна долина, Эз-Зафра, поразила Буркгардта буйной растительностью. Устроили привал. Рощи финиковых пальм раскинулись здесь мили на четыре. Каждый владелец соорудил вокруг своих деревьев глинобитную или каменную ограду и тщательно оберегает их корни — добавляет песок, когда его смывает редкий дождь, или, напротив, разгребает, когда песка слишком много. Пальмами здесь исчисляют все цены. Например, за невесту в Эз-Зафре платят выкуп в три пальмы.
Вереница верблюдов потянулась дальше, в горы. Вдруг впереди послышались шум, крики. Какой-то малаец по неосторожности отстал от каравана, и его схватили бедуины. Несчастный вопил, вырывался, он не хотел оставаться пленником на чужой земле, а бедуины грозили продать его на невольничьем рынке, если никто не захочет заплатить за него выкуп — двадцать пиастров. Малайцы, следовавшие с тем же караваном, что и Буркгардт, взирали на его беду равнодушно, даже не желая слезать с верблюдов. Буркгардт не мог перенести такого бессердечия. Он подбежал к сидевшему на верблюде вожаку каравана, схватил верблюда за уздечку и вынудил его опуститься на колени. Вожак оторопело смотрел на бородатого человека с гневно сверкающими глазами.
— Неужели ты не вытряхнешь из своего мешка несколько жалких монет, чтобы помочь бедняге? — воскликнул в ярости Буркгардт.
Тот растерянно достал монету и бросил непрошеному защитнику. Буркгардт поднял верблюда и направился к следующему караванщику — проделал то же самое и произнес ту же фразу. Еще одна монета. Не прошло и получаса, как у него набралась горсть серебра. Добавив то, что недоставало, Буркгардт отнес деньги бедуинам, весело поторговался с ними, после чего они удовольствовались лишь половиной требуемой суммы. Остальные пиастры он отдал малайцу.
В Медину прибыли 27 января. Была ночь, и городские ворота оказались заперты. У Буркгардта ныло все тело, болела голова, он устало свалился на землю возле крепостной стены и заснул. Пошел дождь, но он крепко спал. Когда на рассвете он наконец вскочил, его бил озноб. Вместе со своим рабом он снял квартиру у добродушной пожилой египтянки недалеко от мечети и могилы пророка и, превозмогая нездоровье, отправился осматривать город и его святые места. Медина невелика, и много времени для этого не понадобилось.
Из всех городов Аравии ваххабиты подвергли Медину наибольшему разрушению. Место захоронения Мухаммеда по-прежнему было скрыто от чужих глаз завесой и непроницаемой решеткой с куфической вязью. По улицам ходили мрачные люди, разодетые словно напоказ, а на самом деле, как выяснил позже Буркгардт, бедные. Весь город показался ему чванливым, претенциозным, покрытым такой же дешевой мишурой, которая бросается в глаза на могиле пророка. "Нет, скуповаты, видно, местные власти, — подумал Буркгардт. — Не очень-то щедры и паломники. Голову не жалеют, разбивая её о камни, а кошелька лишний раз не достанут. У католиков рака для самого незначительного святого дороже и богаче гробницы их пророка!"