…Иоганн Буркгардт попытался ободряюще улыбнуться. Затем твердым голосом сказал консулу:
— Если я умру, вы получите у мистера Гамильтона двести пятьдесят фунтов, которые мне должна африканская Ассоциация, и две тысячи пиастров, лежащие на моем счете в банке, и разделите эти деньги следующим образом: оплатите остаток суммы, причитающейся с меня за "Мемнона", две тысячи пиастров отдайте за здоровье, и летом 1778 года он вышел в отставку и навсегда поселился в небольшом голштинском городе Мельдорфе, посвятив остаток своих дней семье и воспитанию детей. Своему сыну Бартольду, родившемуся в 1776 году, он постарался дать такое многогранное образование, которого сам добился ценой огромных усилий. Сын стал выдающимся историком, знатоком древних языков и древнего мира, финансистом, дипломатом, а о Карстене Нибуре позже в некоторых энциклопедиях напишут: "Отец знаменитого Бартольда Нибура".
В 1802 году Карстен Нибур избран членом французской Академии наук, он — член научных обществ Геттингена, Швеции, Норвегии. Один из германских государей предложил ему дворянский титул, но он от него отказался со словами:
— Это явилось бы оскорблением моего крестьянского рода, который я высоко чту. Измена своему происхождению равносильна эмиграции!
В 1808 году Нибур получил должность государственного советника.
В Мельдорфе он подружился с Генрихом Христианом Бойе, в прошлом редактором геттингенского "Альманаха", в котором печатали свои стихотворения почитатели Клопштока и поэты "Бури и натиска". В 1774 году в "Альманахе" увидели свет первые стихотворения молодого Гете. Теперь Бойе служил судьей, но издательскую деятельность продолжал. В его "Немецком музее" Карстен Нибур опубликовал несколько статей. Долгими вечерами он рассказывал Бойе о своем путешествии по Аравии, которое казалось ему теперь таким далеким. О деятельности тех, кто последовал за ним в Аравию, он читал с интересом, но без капли зависти. Впереди у него самого ничего не было, это он слишком хорошо знал. В старости он полностью ослеп. Умер Карстен Нибур 26 апреля 1815 года восьмидесяти двух лет от роду.
Три шага в неизвестное
Нибур. Зеетцен. Буркгардт. Три имени, три характера, три судьбы. И три подвига. Подвиги совершаются по-разному. Одни — на поле боя. Другие — в тиши кабинета. Третьи — на нелегкой стезе странствий.
Может быть, кому-то люди, описанные в этой книге, покажутся ничтожными островками в безбрежном море мировой науки. Шел человек рядом с ослом, смотрел по сторонам и считал шаги. Ну не жалкое ли это зрелище? А может быть, именно потому и значительны эти люди, что не были они защищены мощью государства и броней техники и ничто не поддерживало их, кроме собственного интереса и увлеченности?
Тогда, возможно, кто-то спросит: не во имя же собственного удовольствия и не для удовлетворения любопытства они жертвовали жизнью? Но кто способен определить, где кончается любопытство и начинается исследование? Они, наверное, так же соседствуют друг с другом, как удаль с подвигом.
И характеры, и импульсы к путешествию у всех троих были разные. Один сурово выполнял свой долг, не думая о славе; другой, нервный и впечатлительный, был непомерно честолюбив; третий метался в поисках своего места на земле. Но все трое были одинаково охвачены страстью наблюдать и собирать, одержимы идеей научного познания неведомых стран, все трое самоотверженно делали свою работу. Они как единое целое, ибо имя им — Путешественник. Путешественник во славу Науки.
Так кто же они все-таки — путешественники или ученые? Эти два понятия не разделить.
Они родились на стыке эпох Просвещения и романтизма и были истинными детьми своего времени. Их методы порой еще наивны, их суждения и выводы принадлежат всей науке. Это потом наука начнет дробиться, распадаться на более узкие области, часто почти не соприкасающиеся друг с другом. Картографы и географы, астрономы и астрофизики, геологи и геодезисты, ботаники и зоологи, этнографы и лингвисты — каждый из них начнет заниматься своей, и только своей областью науки. Нибур, Зеетцен, Буркгардт прошли пешком тысячи миль, преодолели горные хребты, пустыни, моря во имя того, чтобы расширить наши представления об окружающем мире. Чего же они достигли на той части земного шара, которую избрали для изучения? Заполнили белые пятна на картах, произвели метеорологические наблюдения, соб-рали естественнонаучные коллекции, описали быт, нравы, культуру арабских народов с их городами, племенами, религией, открыли памятники исчезнувших цивилизаций, составили словари диалектов и наречий, поведали о торговых связях и общественных отношениях — поистине послужили всей науке.