Нибур погружается также в изучение всемирной истории, истории религий, культуры, архитектуры, лингвистики и, конечно, географии. Геттингенский университет располагал богатейшей библиотекой, питавшей исследования многих выдающихся ученых. Но, оказывается, далеко не обо всем можно прочитать в книгах. Как узнать, например, что делается сейчас в арабских странах? Труды европейцев, побывавших там в качестве торговцев, моряков, паломников, миссионеров и даже пленников, не только не отличаются научной точностью, но порой содержат и чистый вымысел. Что же касается Аравийского полуострова, то о нем в них и подавно не найти ничего. Вся надежда на многотомное «Новое описание Земли» Аштона Фридриха Бюшинга, вышедшее в 1754 году в Гамбурге. Нибур лихорадочно его перелистывает. И что же? Десять томов этого издания посвящены Европе, а одиннадцатый том, который должен рассказывать об Азии, не закончен. Нибур тогда еще не знал, что именно ему придется делать добавления и уточнения к этому тому.
Другой учитель Нибура — профессор Иоганн Тобиас Майер. Его дом уже не только библиотека, но и лаборатория и обсерватория. Знаменитый математик, астроном и картограф обитал среди многочисленных приборов и инструментов, многие из которых были изобретены им самим. У Майера немало заслуг: он создал каталог зодиакальных звезд, выдвинул теорию движения Луны, предугадал местоположение на карте некоторых неизвестных земель. И, конечно, сейчас у него дел тоже немало. Но на время подготовки Нибура к экспедиции Майер безраздельно отдал себя в распоряжение молодого ученого. Сухощавый, высокий, подвижный, он всегда встречал Нибура тепло и заинтересованно, и Нибур платил ему особой любовью. Хотя трудно было понять, кому занятия доставляли больше удовольствия — ученику или учителю. Да и были ли это просто уроки? Чему учил Майер? Математике и картографии или мудрости, творческому восприятию жизни, бесстрашию, умению не только познавать, но и мыслить?
Вот уже в который раз Нибур держит в руках увесистый том «Географии» Страбона и перечитывает строки, которые давно знает наизусть: «Польза от географии многообразна: она применима не только для деятельности государственных людей или властителей, но и для науки о небесных явлениях, о явлениях на земле и на море, о животных, растениях, плодах и обо всем прочем, что можно встретить в разных странах».
Ему чудилось, будто слова Страбона обращены непосредственно к нему, Нибуру. Ведь здесь было написано, как чертить карты, что следует на них наносить: моря, заливы, проливы, острова, перешейки, мысы, реки, горы, города…
Постижение картографии — одна из основных задач Нибура. Разве не к этой профессии привела его давняя деревенская тяжба? Картография, землеизмерение… Только в беседах с Майером Нибур осознал свое подлинное призвание. Нет, картограф — это не просто человек, имеющий дело лишь с сухими схемами и чертежами. Картограф призван служить людям: измерять неизведанные земли и воспроизводить их на карте, с тем чтобы потом люди не слепо, в потемках блуждали по белу свету, а могли точно рассчитать, как и где лучше и удобнее им передвигаться.
— Значение карты давно было понято человечеством, — звучал рядом голос Майера. — Без нее с места не двинуться, не изучить ничего. Необходимость ориентироваться в пространстве заставляла еще доисторических людей проводить линии на камне или костяных пластинках, жителей далеких тропических земель выкладывать из тростниковых палочек направления морских течений и раковинами изображать местонахождение островов, а обитателей северных областей чертить некоторое подобие карт на моржовых шкурах.
— Сейчас я изучаю труды Геродота и Аристотеля о первых греческих картах и учение Эратосфена о проекциях. — Нибур говорил, как всегда, коротко и сдержанно.
— Вы освоили все проекции? — спросил Майер.
— Мне известны коническая, равновеликая, цилиндрическая, или равноугольная, перспективная. Однако едва ли какие-нибудь проекции могут помочь картографам в создании точных карт без техники топографического измерения местности. — Нибур широко раздвинул руки, намереваясь сказать еще что-то, но случайно сшиб на пол какой-то инструмент и смущенно замолчал. В кабинете Майера становилось тесно, когда здесь появлялся широкоплечий увалень Карстен.