По приказу короля датский военный корабль «Гренландия» должен был доставить экспедицию из Копенгагена в Смирну (Измир)[1]. 4 января 1761 года трое ученых, художник, врач и слуга поднялись на борт «Гренландии». Одновременно на корабль было погружено все имущество экспедиции: книги, приборы, инструменты, одежда. Не забыты были и подарки, которые могли потребоваться в приличествующих случаях.
Капитан корабля контр-адмирал Генрих Фишер и вся команда приняли путешественников с чрезвычайным радушием, им были предоставлены лучшие каюты. Два дня пришлось на рейде ожидать попутного ветра, и наконец 7 января на берегу ударили пушки и якорь был поднят.
Казалось, все предвещало отличное плавание, спокойное и приятное. Дул легкий бриз. Движение корабля еле ощущалось. Разложив по каютам вещи и инструменты, путешественники стали присматриваться друг к другу. Больше всех Нибуру понравился Петер Форскол, веселый, неунывающий, остроумный. Едва появившись в каюте, он заявил:
— Свою страсть к комфорту, уважаемые коллеги, мы оставим на берегу. Ученые, да еще путешественники, должны мириться со всеми невзгодами, иначе какая же от них польза. Наука — это долготерпение, уважаемые коллеги. Или вы думаете, звезды надают с неба? Нет, вы сами доберитесь до них! Но рукой звезду не достанешь.
Тем временем быстрый и ловкий Бауренфейнд вынул свои рисовальные принадлежности. Работал он споро, не видно взмахов руки, а набросок для будущей гравюры уже готов. Тихий, застенчивый фон Хавен молча просматривал свои записи. Один Крамер бездельничал.
— Мне едва ли придется лечить вас, господа, да поможет вам Аллах! — улыбаясь, сказал он.
Нибур с первого же дня начал вести подробный дневник. Что такое человеческая память? Разве можно на нее полагаться? Он решил записывать не только точное местонахождение всех встречающихся на пути географических пунктов, как рекомендовал Страбон, по и малейшие события путешествия. Нибур не выбирал эпитетов, не гнался за красотой стиля, не проявлял эмоций. Впоследствии его манеру сочтут сухой, скучной, начисто лишенной занимательности и художественной образности. Но он и не ставил перед собой подобной задачи, не собирался писать роман, не думал и о том, что находится на пороге необычайных событий. Нет, он был занят делом, будничным, каждоминутным, малозаметным. Ведь он отправлялся не на подвиг, не искал приключений, он лишь выполнял свой долг.
Наступила ночь. Нибур вышел на палубу и увидел звезды. На ум пришли строки Корана, который он перед этим старательно изучал: «Аллах поставил звезды для вас, чтобы по ним вы во время темноты на суше и на море узнавали прямой путь». Красиво… Но теперь одних звезд мало. Люди давно уже додумались до компаса и лага. А ведь было время, когда вместо компаса морякам служила птица: ее выпускали на волю, и она летела в сторону земли, указывая дорогу…
На второй день плавания ветер переменился. Когда «Гренландия» вошла в пролив Каттегат, отделяющий Данию от берегов Швеции, началась буря. Корабль был не в состоянии продвигаться вперед. Пришлось вернуться на рейд Копенгагена. Вторая попытка пройти Каттегат также не увенчалась успехом. Капитан уверял, что в этом месте три четверти года ветер дует с севера.
— Нет, мы начали наше путешествие под несчастливой звездой. Это плохое предзнаменование, — тихо сказал фон Хавен.
Все участники экспедиции, кроме Нибура, оказались подвержены морской болезни. Они лежали в каютах, не поднимая головы.
— Здесь нет мягких канапе, коллеги, мы пропадем, — пытался шутить Форскол.
Нибур бродил по кораблю, наблюдая, с какой ловкостью матросы управлялись со снастями. Паруса хлопали и трещали на ветру, небо застилалось морской пеной, весь мир вокруг, казалось, состоял из одной воды. Даже закаленные в бурях моряки не выдерживали беспощадности стихии. Команда значительно поредела: тридцать человек заболело, несколько умерло. Кое-кто погиб от собственной неосторожности. На глазах у Нибура двух матросов сбросило с мачты на палубу, и один из них сломал ногу.
Капитан приказал возвращаться в Копенгаген, но из-за бури и это оказалось невозможным. Трижды пришлось отстаиваться у берега чуть южнее Хельсингёра. Ветер дул с такой силой, что два якоря с трудом удерживали корабль на месте.
1
В этой книге для городов Измир, Стамбул и Халеб мы сохранили названия Смирна. Константинополь и Алеппо, принятые в то время в Европе; такое же написание мы встречаем в дневниках и книгах наших героев.