Сидит собачка и тихонько скулит. Ни крови, ни ран пока незаметно, но что-то так сильно напугало её, вся сжалась, в глазах что-то незримое между страхом и паникой. И дрожит как от страшного холода.
– Тише. Тише, – начала девочка, потянула к питомцу руку. – Успокойся, всё хорошо. Иди сюда. Тише.
Собачка на это не среагировала, смотрит куда-то в сторону, едва ли что-то замечает. В моменты замрёт, тогда и вовсе словно неживая мягкая игрушка.
– Дорогая, что случилось? – вновь обратилась к своей Изабелле. Дотянуться бы, ухватиться хоть за лапку, но так мало места, Гретель без того почти лежит на полу, волосами подметает грязь. Но рука всё же близко, пальцы касаются ласковой шерсти. Её нужно достать, у девочки плохое предчувствие насчёт возможных ран. Обычно именно боль делает животных неузнаваемыми. Несколько тревожная мысль, от которой даже трогать Изабеллу становится страшно.
Собака по-прежнему неподвижна, лапки собраны под телом, глаза – стекляшки широко раскрыты, взгляд уводит в сторону, ищет что-то среди паутины. Через сжатые зубки просочился ещё один протяжный и тихий скулящий звук, а после полностью стихла. Это молчание воспринимается даже как-то зловеще.
– Иди ко мне, я не дам тебя в обиду, – совсем нежно и жалостливо. – Угощу котлетой. Ты ведь хочешь котлету? А косточку? Хочешь свою любимую сладкую косточку?
Наконец хотя бы два пальчика уцепились за шерсть, скрестились, зажав буквально несколько волосинок. Питомец не склонен отвечать на подобные проявления заботы. Гретель попыталась схватиться и получше, но неудача, руки бы подлиннее, пальцы бы немного эластичнее. Тогда легонько потянула за шерсть на себя. В следующий миг собака рявкнула! Две дюжины клыков сомкнулись в попытке вцепиться в протянутую к ним плоть. Гретель едва успела спасти свои конечности, прежде чем пасть щёлкнула. Питомец же оскалился, обнажил два ряда белых зубов. Ну и агрессия.
– Ты чего?! – изумлённо воскликнула Гретель, жалость к зверушке резко сменилась испугом.
Собака принялась озлобленно рычать, огрызаться. И что это только за монстр в обличии маленького друга человека? При этом смотрит перевоплотившееся чудовище прямо на свою хозяйку, но как будто перед ней самый страшный враг, и нет никакого желания в обезумевших зрачках, как разорвать своего недруга на куски. А голос у Изабеллы оказался громким и, кажется, не соответствует для такого миниатюрного зверька, больше похоже, что ревёт крупная овчарка. О чём говорить, даже внешний вид больше не напоминает образ "милоты", теперь походит на дикого зверя с волчьей мордой, выпученными глазницами.
Она не спешит наброситься, перебирая лапками, всё сильнее прижимается к стене. Но это пока, в любой момент ей может наскучить роль жертвы, устанет от попыток забиться в угол. Такой уж у неё переменчивый нрав. Напитаются глазки злобой, и тогда придётся спасаться уже не от любви своего питомца, вместо неё придётся защищаться от клыков и когтей. То и другое причинят достаточно мучений, в частности, когда встретятся с лицом. Гретель уже готова при первой потенциальной угрозе вскочить на ноги и запрыгнуть на диван.
Да, c животными не принято заводить дружбу, но это была самая настоящая подруга. И тянуться Гретель больше не осмеливается, ей просто оторвут пальцы.
Девочка уселась на задницу. Горе и обида на лице, одно сменяет другое. И ведь всё тявкает, не унимается. Заткнулась бы. Нет, она не ранена, она обезумела.
– Дикое животное, лучше бы действительно утопили, – процедила Гретель. И только сейчас сместившись в сторону, девочка наконец смогла заметить, что собака смотрит совсем не на неё, а за её спину.
Быстро и хаотично побежали мысли в голове. Впереди обезумевший питомец… А вот сзади? Мурашки обживают тело, вместе с ними рвётся на части сердце. Сильно приходится сжимать кулаки, не позволив себя задёргаться как в припадке жара. Незнание сковывает, знание, возможно, заставит кричать. Оцепенела, и только глаза перебегают из одного крайнего положения в другое, пытаются усмотреть стоящее за спиной. Там всё размыто, ничего определённого, тьма, всюду тьма. В головах и душах. И ведь ощущается чей-то холодный буравящий взгляд за спиной. Он словно ждёт малейшего неповиновения. Мнительность, или слышится дыхание, чувствуется запах разложения.