Ведьма ринулась в образовавшийся коридор, проскальзывает мимо лиц десятков кривых и косых уродцев. Ещё один вопль с улицы и снова замерла не добравшись до истока цели. Ногти застучали по двери подсобки, бестия принялась крутить головой, всё так же её башка неестественно выворачивается, шея закручивается чуть ли не на полный круг. Скалится. Изо рта с обнажёнными длинными зубами вырывается пар, окружающий мир сильно похолодел. В остывшем воздухе кружат звуки шумных дыханий, заполоняют пространство измученные стоны хриплых голосов.
На время оставила, Вдова поползла назад. Твари вокруг недовольно завыли, завизжали и застонали. Их грозные конечности судорожно дёргаются, нетерпеливо мотаются из стороны в сторону. Взмахи острых когтей, стук окаменевших кулаков, и порой между ними вверх поднимаются ещё более грозные орудия смерти: вживлённые в руки ржавые лезвия, набитые гвозди, цепи с шипами, кривые пилы. Эта неторопливость отвратительна для них. На лицах страшная усталость. Измучены ожиданием. Ведьма подобралась к месту, откуда виднеется и первый на улице, и вторая за дверью, переводит взгляд туда-сюда.
– Том, Том, ты здесь? – голос через стены.
– А… ам… – следом беспомощные вопли с улицы.
Ведьма вытянула вперёд окровавленный указательный палец, предъявила его полуслепым взорам остальных. Длинный чёрный коготь, дальше сморщенная белая с множеством пигментных пятен кожа. Морщины, складки, до сих пор не засохшая кровь. Начала водить пальцем из стороны в сторону, указывая то на подсобку, то на окно. И, кажется, считает какую-то считалочку, порой ускоряет, порой замедляет темп. Вся остальная рать ждёт окончания счёта.
Аты-баты, шли солдаты…
Аты-баты, на базар…
Аты-баты, что купили?
Аты-баты, самовар.
Аты-баты, сколько стоит?
Вряд ли эти слова звучали в чёрном уме, так или иначе счёт окончен, ни букв, ни цифр, ни звуков не осталось, палец остановился… направление – дверь подсобки. Безмолвный сигнал, но в другом они не нуждаются, не нужно фраз, излишних слов, лишь указать на обречённую душу. Новую прокажённую.
Потянулись своими кривыми уродливыми руками, обхватили петли, схватились за ручку. Послышался скрежет. Дверь крепка и прочна, две двадцатимиллиметровые пластины, огромные сварные швы, перекрытия из рельсов, но ей не устоять, начала дрожать и уже понемногу сдавать. Оно куда сильнее. И вся толщина железа не остановит их чёрные сердца. Дверь мнётся, от стенки на лысые головы отпадают куски старого цемента. В том же месте растёт щель внутрь. Их толпу начала накрывать постепенно сгущающаяся дымка пыли. Серо-белые цвета. Дальше запирающие механизмы рвутся со страшным треском, за ними лопаются пружины. Слышно, как расползается на части надежда. Стон материалов просит прощения за их слабость, они не настолько прочны, им не выиграть это противостояние.
Один организм, масса гнилого мяса и чёрной крови. Со стороны все равно что плохо замешенное, давно прокисшее тесто. Посмотреть сверху – огромная кладка протухших яиц. Десяток вцепившихся лап, и все неутомимы, толпятся, почти что давятся. Каждому полагается оторвать кусок. Первый, но железный отломился от петли, второй вырван вместе с ручкой. А та, которая внутри, больше не смеет издавать звуков.
Окровавленный палец резко перевёлся в противоположную сторону, ведьма ринулась на улицу, вся мерзость с небольшим отставанием последовала за ней.
Гретель крепко сжимает медвежонка, порой опускает губы на лохматый мех. Шепчет: "Не бойся Михо, я буду с тобой до самого конца". Слёзы не перестают течь из глаз, и как-то так получается, что бежит сперва одна капля слева, затем другая справа. Лицо, по крайней мере, уже не такое бледное, оно красное, особенно щёки, те и того горят. Ноги сложены друг под другом ужасно затекли и зудят. Получится ли их теперь разогнуть? Может, до конца жизни окоченели? Сама легонько раскачивается из стороны в сторону. Слышит её голос и скрежет когтей. Она всё ближе, шепчет что-то через дверь.
Остальные покинули дом, и ведьма, и её орава. Осталась только та, что пряталась в тени зала, её обожжённое лицо один раз увидишь и никогда больше не забудешь. Будет приходить каждый миг, едва попробуешь закрыть глаза. А эта тварь ослушалась свою хозяйку, виной жажда крови, любовь к тёплому вырванному сердцу, в общем-то, особо не в чем винить. Каждый хочет есть. Сейчас она периодически заглядывает в образовавшийся проём между дверными петлями и стенкой, демонстрирует какой-то найденный ключик. Гретель не отвечает тем же, не смотрит на ужасное лицо, зелёные глаза девочки приковывает бутон алой розы, пробивающийся через трещину на потолке. Столько усилий стоило семечку прорваться через камень. Красивый цветок, рядом с ним зелёный росток, лепесток. Сильный цветок.