В конце коридора заскрипела дверь, поворачиваются ржавые петли, ещё сохранившаяся на железном полотне краска отскакивает при движении, тут же сверкает в лучах фонарика круглое смотровое окно. Замигала и лампа у потолка. Сигнал – предупреждение, гласит о грядущих деяниях. Уж не зря по ту сторону стен на крючках в облезших шкафах закачались чёрные резиновые фартуки.
Начал отворяться проход в место постоянных криков. Пространство, скрытое мраком, не откроет своё содержимое пленникам. Если только среди них был хотя бы один свидетель, как загорается огромная лампа на потолке, как включаются в сеть многочисленные штекеры. Он бы рассказал про длинный накрытый мутной плёнкой стол посреди комнаты, про полку с лотками для инструментов. Также наверняка обмолвился о нескольких рукомойников вдоль стены, запахе спирта, тряпках, пропитанных антисептиками. Прошептал про скрипы и гудение подвешенных к потолку электрических пил. Ну и наконец буркнул: "Операция начинается".
– Они всё также рядом. Жестокость – упоение для них. Существуют ради наших криков и боли. Прячут своё уродливое нутро, стремятся преобразовать весь мир под стать себе. Когти на пальцах – кошмар для кожи, оставляют глубокие неизлечимые порезы, их старанием, непременно останутся жуткие шрамы. Они же возрадуются исковерканной плоти и кривым лицам.
Прямоугольный полностью чёрный проход. Нет сомнений, по ту сторону ждут. Двери сами не открываются. Скрытое явит себя. Уже стучат по полу каблуки. Проявляются первые контуры. Виднеется тот же чёрный плащ, он уже не вызывает ту бурю тревог. Куда больше волнуют очертания лица, в сталь окутана лишь половина головы. Чуть ниже сверкающего материала бледные сухие губы, гладкие бритые щёки. Не будь кожа такой безжизненной как у мертвеца, улыбка казалась бы весьма дружелюбной. А так застыла как нечто резиновое, а то и пластиковое.
Он покидает комнату слишком долгого ожидания, без лишней торопливости подбирается всё ближе. Объектом своего пристального внимания выбрал самую буйную пленницу, она же предстаёт конечной целью пути, той последней остановкой, после которой поезд уже не следует. Приветливое выражение на его лице не демонстрирует угрозы. Но вряд ли внешнее обличие успокоит встревоженные глаза девочки. Все мысли в голове лишь о его возможной жестокости, о, несомненно, ужасных идеях. Руки идущего свободны от когтей и прочих острых составляющих, но ведь и голыми пальцами можно туго сжать тонкую шею, не дать глотать воздух.
Ближе серые щёки, голова девочки в ответ поднимается выше, не упустить ни на миг выражение с застывшего лица. Зачем же идёт? Их много и так. Убрать бы ещё лживую улыбку с губ, нет веры неискренним чувствам.
Проходит мимо мальчика, отчасти тянущийся следом плащ задевает за лицо маленького пленника. Должно быть, неприятный контакт, по крайней мере, непродолжительный, минует идущая тьма, проходит дальше. Раскинувшиеся на полу разбитые колени, около них остановилась пара пыльных затёртых сапог. Молнии по бокам, толстенная подошва, туго затянутые шнурки. Охотничья обувь, девочка точно знает, многократно видела подобное на полках местных магазинчиков, посвящённых любителям крови, в такой ходить по лесам и полям. Он же со своим хищным аппетитом пришёл к ней. А девчонка осмеливается смотреть глаза в глаза, многие дети предпочли бы уставиться в пол, ведь подобает плакать, отвернуться, умолять, просить прощения. Дерзость. И та ему не по вкусу.
С полуоткрытым лицом откинул назад плащ, высвобождая длинные как палки ноги, они же заключены в совершенно непримечательные чёрные брюки. Сам человек – серое полотно опускается на корточки. Теперь сей лик стал гораздо ближе. Такое лучше наблюдать лишь на расстоянии. Доля отвращения от множества ямок, широких пор, ссадин после бритья на коже. Он же с несменным выражением изучает чужие страхи, вне всякого сомнения, тревоги отражаются в противоположных глазах.
Девочке нечего рассматривать в ответ, впереди одна лишь пустота. Правда, до сего момента ей казалось, что от чёрных сущностей наподобие этой, должна исходить смрадная вонь, ибо демоны рождаются в гниющих рвах, ямах заполненных трупами животных. Но как оказывается не источает ничего кроме терпкого запаха мужского лосьона вперемешку с дуновениями некоторого антисептика. Стерильность крупных бледных кулаков тоже не очень хороший знак. Кожа размякла, крошится, не иначе сказывается долгое пребывание в агрессивной жидкой среде вроде спирта. От чего же так долго отмывались ладони?