Маска еле заметно ползёт вниз, выключатели на стене дрожат, ходят из стороны в сторону. Старые ржавые крепежи с трудом спасают от неминуемого падения, даже снизошедшие на эти края землетрясения не вызывали столько движений, приближающееся будет пострашнее. Кнопки стучат, перескакивают в противоположное положение, свет вокруг гаснет.
– Он… оно… оно… – голос стал сильно взволнованным, теперь дрожит как струна, – жи… жи… жив…
В следующий момент маска резко опустилась, заняв своё прежнее положение. Исход… Нечто слетело сверху, капнуло на бледный лоб. Девочка вскрикнула, отпрыгнула, обратной стороной ладони тут же стёрла с лица вязкую жидкость. То, может быть, обычная смола, но страшно как яд. Теперь от неё слипаются пальцы. Короткие мгновения перед первыми слезами. А ноги уже спешно перебирают назад. Оно живое?! Живое! Движется. Дышит. И вот-вот они серые и страшные, эти каменные руки, сомкнутся, вцепятся и разорвут.
Гретель всё вскрикивает, бросает взгляд то на нож, острый и длинный кусок камня, холодный, но, нет сомнений, тот готов согреться горячей плотью. То на череп, свидетельство безжалостности, и пусть лицо девочки милое и красивое, слёзы горькие, а крики громкие, под этой тонкой оболочкой та же костная основа. Ничуть не лучше. Доберётся до всего. Но сперва дьявольские руки непременно заставят мучиться, будут отрывать по кусочку, собирать кровь по капельки, ибо боль страстное удовольствие для них.
Между тем тут осталось так мало света, освещён лишь узенький участок, своего рода коридор, что тянется от чудища к выходу.
Когда – же…? Вот – вот схватит! У Гретель заплелись ноги, и на очередном шаге назад она налетела на подвернувшуюся стопку ящиков. Хорошо это не закончится. Перелетела через бочки и соскочила на задницу. Ещё не успевшая засохнуть краска полилась из ближайшей канистры на ноги. Гретель не сильно обеспокоила липкая субстанция, попавшая на кожу, широко распахнутые глаза следят за ней. И стальное лицо ужасной статуи, зачем-то вытянутое вперёд, заинтересовано зрительным контактом не меньше. Девочка даже не попробовала встать, начала ползти.
Не осмеливается отворачиваться, боится тратить время на то, чтобы подняться на ноги. Естественно, много отчаяния, но мало проку. То ударится о стеллаж, то налетит на коробки. Каждый раз судорожно дёрнется и отпрыгнет в сторону. Помещение заполняет шум: грохот падающих инструментов, звон разбивающихся банок. Непременно что-то из этого ушибёт или оцарапает.
И её лик, он только кажется неподвижным. Девочка не видит движения, но лишь потому что лжец наводит туман на глаза, не позволяет треску мышц, движениям конечностей выдать себя. Но ведь преследует, иначе почему, почему до сих пор нависает над её бедным тельцем? Пусть пощадит, не думает убивать. Она совсем юна. Исходит неприкрытый интерес к кувыркающемуся на полу жуку, который и выглядит человеком, даже носит гордое имя, но всё же глупый трусливый червяк. А пустые отверстия в золотистой маске, те, через которые должны выглядывать глаза, они оценивают и наблюдают, пытаются проникнуть глубоко внутрь, им бы в помощь нож, но стремятся пройти через целостную оболочку, кожу, связки, вены, достигнуть исток мыслей и переживаний. Найти в наивных мечтах что-то для себя.
В следующий момент удар о полку, и целый стеллаж рухнул на пол, в дребезги и куски, что было на нём. Разве только несколько тяжёлых труб со звоном упали и покатились. Девочка только завизжала, сжалась, беспомощно задрыгала всеми своими доступными конечностями. Затем всё-таки перевернулась, поползла уже на четвереньках. Вроде бы, должна ходить на двоих, но на них, ослабленных спичках, просто не устоит. А ты отвернулась Гретель. Не хочешь ли посмотреть себе за спину? Она ведь близко, прямо за тобой. Может быть, стала ещё ближе? Крадётся следом, просит обернуться. Пожалуйста, Гретель, оглянись, так хочет посмотреть в твоё гладкое личико, в твои красивые зелёные глазки…
Лицо, которое не изменяет направление своего взора. Дыхание, которое проникает через всё на своём пути. Непостижимые умам людей желания непременно, найдут для себя способ достижения. От неё не убежишь. Одного огромного шага хватит, чтобы преодолеть всё расстояние, как много бы не разделяло.
Гретель крепко стиснула зубы, мычит что-то неразборчивое и только движется вперёд, глаз не поднимая с пола. Ничего не останавливает на пути, по гвоздям и по стёклам, и пролазит прямо под сваленным стеллажом. Под последним отчасти даже застревает, ненадолго, но и тех секунд хватило, чтобы взреветь во весь голос от бессилия. Затем отчаяние толкает дальше, вновь цепляться руками и разбивать кожу до синяков. А здесь, за ящиками и бочками, её взор уже не настолько страшен, ослабевает. Ржавый металл да гнилое дерево – все защитники.