Другое. Человек выглядывает из-за угла, милый, добрый, хорошо одет, в руке цветок. Здорово. А как улыбается от уха до… а-а-а… приветливые глаза… глаз, ровные брови… бровь, круглые щёки… щека. У него ведь нет пол-лица, вместо какое-то месиво с разодранной кожей, торчащем черепом и вытекающим мозгом. Какая жуткая травма. Чёрный след от автомобильного колеса на лбу выдаёт некоторый намёк на ужасную аварию. Вот только для техногенного случая линия раздела головы на хорошую и плохую уж слишком чёткая, ровно пополам. Травмы ведь не имеют такую идеальную границу, как от хирургической пилы. Такое бывает? Стоит ли вообще искать смысл в этих рисунках. Тут много их, и каждый является воплощением кошмара.
Сложно найти закономерность, смысл, идею, слишком хаотично, правда, и во всём беспорядке мыслей кое-что выступает явно неслучайным проявлением. Уж больно часто во всех этих мини-сценах фигурируют два объекта: кровать и шкаф. Кровать прямо над ней. А тот шкаф? Его замуровали в стену. Замуровали…
Глаза остановились на ещё одном рисунке – кровать, под одеялом спряталась девочка, выдают торчащие длинные волосы, проступающие под тканью женские контуры. Но а в изголовье стоит некая старуха, до неприличия сморщенная и дряблая. Этот образ в отличие от всех остальных кажется очень знакомым, знакомым по встрече, но никак не вспомнить откуда же он произрастает. Не воспитательница и не соседка. Ну, может, видела вскользь на улице или случайно усмотрела выглядывающей из старой халупы, тогда уж неудивительно, что одновременно не запомнилась и в то же время въелась в память. Кто она? Неизвестно. Но однозначно в жизни Гретель эта старуха играла куда более важную роль, чем обычная прохожая, влияла на детское сознание значительнее, чем дотошные воспитательницы…
Девочка вздохнула, покрепче прижала медвежонка и уже в который раз огляделась по сторонам, глаза без очередной инспекции бояться закрываться. И в первую очередь опасаются не лица чудовища, спрятавшегося среди ящиков, сильнее волнуют крысы, ибо они голодны и хитры. Вполне могут затаиться, а ночью обглодать лицо. Скверные мысли идут одна за другой, теперь представляет, как просыпается без глаз, мотает головой, но ничего не видит. Ахх…
Вокруг не так много примечательного, безмолвный и безликий картон, стена без обоев. Главным образом, разнообразие вносят игрушки, их тут целая орда. И как оказывается, плохим решением было их сюда прятать. Обиженные за грубое обращение они будут рвать её лицо вместе с крысами. О, жуткая пластиковая горилла с поднятыми руками с разинутым ртом. За ней кукла с прожжённым ухом. А за ней та самая резиновая утка, успевшая запомниться тварь, что визжала всё утро, теперь торчит из коробки лапы кверху, пялится на ту, кто повинна в её непростом положении. Наконец нашла себе применение в качестве затычки для коробки, а девочка всё думала, куда её засунуть.
На весёлой ноте Гретель наконец позволила себе закрыть глаза, перевернуться набок. Время ночи, время сна. Небо темнеет, становится чёрным и безграничным, тем неизмеримом дном, куда пропадают странствующие по утрам облака. А на месте образовавшейся пустоты вспыхивают маленькие яркие точки, маяки далёких и горячих звёзд, вслед за ними напитавшись солнечным светом по всему дому загораются ночники. Их тусклый зелёный цвет обволакивает ближайшие контуры вещей. Вне зоны власти неярких ламп тени сгущаются до каменной массы. И сейчас так легко и непринуждённо, с лица сползает напряжение, кожа расслабляется, разглаживается, дыхание становится ровным и гладким. Во всём покое лишь губы плотнее прижимаются друг к другу.
Веки вновь распахнулись, глаза забегали по сторонам. Гретель повернулась обратно на спину, тут же просунула руку под матрас, из глубоких недр достала чёрный мелок. Его уже порядочно стёртый краешек властью пальцев поспешил прислониться к основанию кровати. Несколько выверенных взмахов, следом пошли плавные контуры, девочка провела своим найденным инструментом в одну, затем в другую сторону. И вот под кистью художницы появляются первые чёрные линии, овалы. Несколько раз обводит, закрашивает нужное, подолгу останавливается на деталях. В "особенных" местах с усердием малюет. Лёгкий скрежет сопровождает всю работу. Готово.