Сильное. На улице гремит, разбивается очередная мебель. Девица наблюдает на протяжении всей его работы. Сильное, оттого и восхитительное. У людей не будет ничего способного противостоять ему. Кто бы не прибыл сюда. Полицейские, офицеры, солдаты, танки. Всё окажется погребено под его ногами. Сильное. Девица будет заворожённо следить за каждым действием неизвестной твари. Когда на его пути не останется ничего, когда будет готов ступить в дом. Только тогда она оторвётся от угла, побежит вдоль по коридору.
Тонкое, худое тело. В его организме не осталось ничего кроме костей и мышц. Ужасное стеблевидное существо, ему не нравится смотреть на себя в зеркало. Там в отражение он кажется очень слабым и жалким. Оттого накатывает грусть, мир становится неинтересным. В такие моменты ему никого не хочется убивать. Тогда приходится забиться в комок и выть. Ибо некрасивый, ибо не сможет понравиться. Десятилетиями жил в брошенных домах, пока однажды не обнаружил у себя на пороге подброшенное пальто. О, с того дня он излюбил одежду, надевает её на себя слоями.
Девица притаилась в небольшом зале, спряталась в самом углу между кожаными креслами. Наблюдает то за одним, то за другим входом. Их своеобразные врата, две массивные деревянные арки с изящной отделкой, будут первые сигнальщики. Если он явится, ему непременно придётся пройти через них. А перед этим ещё должен будет показаться в одном из коридоров. И первый, и второй отчасти виден, впрочем, там темно, вдобавок от сквозняков мельтешат занавески. Маленькие глазки у девицы, сложно что-то усмотреть. Некоторое время назад был шум, кто-то ходил по дому, изучал. Сейчас же всё стихло. У неё по-прежнему в руках нож, но едва ли это орудие будет на что-то способно перед ним. Какой же он тихий.
Пока сильно отекли ноги, болят коленки. Чтобы не высовываться, приходится сидеть на корточках, и вот спустя время это стало весьма мучительно. Уже правой рукой упирается в пол, левой хватается за кресло. Оттого кряхтит и всё больше елозит на месте. Неудобно.
Хочется встать на колени, но каменный шершавый пол слишком груб. Единственное, можно попробовать подложить подушку. Рядом с книжной полкой как раз валяется одна. Сам зал раньше, видимо, служил старым хозяев чем-то наподобие комнаты для чтения. Тут отовсюду торчат корешки литературных произведений. Имеется одно огромное во всю стену окно для дневного времяпровождения и порядка семи настольных ламп для ночного. Девица собственно не умеет читать, ей хочется подушку.
Попыталась подобраться прямо так, не поднимаясь с корточек, но ноги никак затвердили. Пришлось выпрямиться.
За спиной послышалось дыхание. Но как? Там ведь угол комнаты? Здесь высокие потолки, юная хозяйка, ещё у самого верха имеется вентиляция. Последняя была закрыта, но сейчас крышка откинута и мотается.
Девица остановилась, после медленно развернулась. Глаза раскрылись, насколько смогли, как и брови достигли своего крайнего верхнего положения. Нож в руке, но…
Дышит…
Прозрачные когти коснулись её щёк, холодные, острые, прогладили по ним. Это было бы нежно, если только его природа могла быть способна на ласку. А так при касании сдирается верхний слой грубой шершавой кожи женского лица. Его ладонь невообразима, одной вполне хватит, чтобы обхватить голову целиком, или одним махом разорвать её пополам. Пока же он ласкает её щёки…
[Неизвестное место, неизвестное время]
– Просыпайтесь, просыпайтесь, просыпайтесь детки. Мама в опасности.
Лысое полностью лишённое одежды и волос тело. Оно стоит на коленях, руки раскинуты по сторонам. От пальцев до плеч вся плоть изрыта ужасными сквозными дырами, частично заросли грубой кожей, частично из них торчит мясо. В бицепсы, предплечья и кисти забиты огромные железнодорожные гвозди.