Родители Гретель были в ужасе, когда узнали о таком соседстве, всерьёз рассматривали идею залить подвал целиком бетоном. Сравнять или закопать. Во благо столь радикальные мысли не сыскали для себя реализацию. И тогда, чтобы устранить проблему, семья Андерсум вложилась в укрепление каркаса фундамента, наняли не менее чем три бригады рабочих. Около десятка крепких широкоплечих мужчин закладывали кирпичи день и ночь, утолщая заднюю стенку подвала. Они говорят:
О призраках, шепчут о леденящих кровь криках из глубин, ещё обмолвятся о крысах. В самом конце рассказа и второй раз повторят про полчища крыс.
В итоге длина помещения сократилась почти на два метра. Но, как результат, бессмысленная трата денег, за зря проливали пот и зарабатывали седые волосы нанятые рабочие, ведь кладка даже при всей своей толщине не прослужила и года, быстро начала разрушаться. И было ли это вызвано воздействием грунтовых вод или подвижностью грунта, быть может, какие-то другие причины, но вскоре стали возникать новые щели, и те быстро росли в объёме. Родители не нашли другого решения, подвал пришлось запереть и никогда больше не отпирать].
Но запертая дверь слишком лёгкое препятствие для Гретель, девчонка не раз умудрялась в тайне от всех взрослых и серьёзных выкрадывать ключ и забираться в место тайн. Стационарный свет, дабы не привлекать внимание, она никогда не включала, предпочитала брать с собой фонарь. Стоит заметить, что лазала девчонка исключительно ночью, когда все спали, а если добавить ещё одно уточнение, далеко за полночь. А начиналось, как и заканчивалась, эта прогулка с проникновения в спальню родителей, её же окрестила символичной фразой – комната волнений. Там в ящике комода в небольшой шкатулке хранился заветный ключ. Он был такой тяжёленький, шершавый, чёрный с оттенком тёмно-зелёного.
Забрать его – значит первый раз бороться за сухость своего нижнего белья. Ужасно волнительный момент, вспомнить треск ящика, трясущийся фонарь во рту, дрожащие непослушные пальцы или хотя бы скрипы с кровати. Тело то и дело покрывалось мурашками, на лбу проступал холодный пот, и все мельчайшие волоски на коже подымались дыбом. Пару раз шум-таки пробуждал хозяев комнаты. Отец в свете ночника выглядел пугающе грозно, он, по крайней мере, лишь приподнимался с кровати, подолгу прислушивался, всматривался. И так постоянно получалось его случайно упавший взгляд всегда направлен в сторону незваного гостя. В те моменты Гретель хотелось навсегда прекратить дышать, как и остановить своё сердцебиение.
Мама в секунды беспокойства и вовсе вскакивала, делала пару кругов по комнате, порой проходила совсем рядом, буквально чуть-чуть и натолкнулась бы на своё дочку, скрытую в ночи. Ветерок, возникающий от её движений, застужает кровь чуть ли не до льда. И она была такая странная, бормотала о крысах и о том, как хорошо бы их всех раздавить катком. Её же облик в еле существующем свете того же ночника – удручающий, можно ещё добавить, неопрятный, волосы взъерошены, а платье задрано так, что без капли какого-либо смущения демонстрируется вся нагота. Безобразно. И действительно страшно видеть её такой неухоженной. Где же красивые платья, изящная причёска? Словно эта безумная женщина приходит ночами на место мамы из мира зазеркалья, совсем не леди Андерсум. Ох, и если хотя бы раз она или папа включили настольную лампу… Ну, хорошо, что сон быстро брал своё, голова возвращалась на подушку, следом слипались глаза.
В подвале Гретель никогда не останавливалась, сразу же лезла в проём стены, в неизведанный для себя мир. Он звал ночами, не давал спать. Бесчисленное количество раз придётся поворачиваться с бока на бок, накидывать и скидывать одеяло. Все равно будет мучить и щекотать изнутри. Его голос утихает лишь в предрассветные часы.
Он нехороший. Злой, манит в ловушку. Один раз его волей случилось даже застрять в том проёме стены, как же тогда перепугалась. Под громадой кирпичей, где не двинуться ни вправо, ни влево. И самое решительное движение не приносит результат. Намертво. Достаются как награда за старание только уколы от осколков неровной стены. В такие моменты резко перестаёт хватать воздуха, а сердце бьётся так, словно ему нужно как можно быстрее отработать план за всю непрожитую жизнь. Одна в глухом подвале, ночью и в темноте, благо ещё мочевой пузырь не подвёл. Вспомнить тот запах сырости, отчаяние и слёзы. Это напрочь отбило всё последующее желание сюда лазить. Заставило заткнуться призыв.