– Том! – ещё громче, следующий раз уже на надрыв. – Том!
Вот что-то лопнуло уже внутри девочки. Только вместо хлопка – крик. Голос не прозвучал чисто, послышалось в нём бессилие и усталость. Последовало два крепких удара в дверь, как сигнал – она больше не может. Стук, стук.
Гретель подождала пару минут, прислушиваясь к каждому шороху. Мир внутри дома почти безмолвен, её пробует утешить своим вниманием лишь крысы, они отовсюду усердно скребут. Кроме ничего не отвечает и не говорит. Разочарование и страшная досада вновь нахлынули на неё, в этот раз ещё со слезами. Гретель отвернулась, на лице отразилась боль: губы перекосились, глаза зажмурились. Теперь по щекам побежали слезинки, горячие и очень горькие, она ничего не может с этим поделать, ожесточённо трёт веки, но за зря. Откинула голову назад, ударилась о стул, он в свою очередь врезался в дверь. Стук. Небольшая дрожь расходится по возведённой стене из мебели.
– Что тебе надо?! – прозвучал раздражённый голос из комнаты. Тихий, но будоражит сознание сильнее громких выстрелов.
– То-Том? – еле выговорила такое простое, но непроизносимое слово. Оно просто сорвалось с губ, не больше чем рефлекс. Остальные возможные слова никак не вылезут из горла. Глаза помутнели от слёз. Не помутнело ли от них же сознание?
– Что тебе надо?! Уходи, я сплю, – вновь из комнаты тот же голосок. Вдобавок к его словам принялся дополнять речь скрип матраса.
– Том… Том, ты здесь?.. – взволнованно, но уже радостно. Она слышит живой голос. Неужели в этом царстве снов есть кто-то кроме неё? Из глаз вырвались последние две слезинки, но уже не от горя. Они тёплые и теперь не доставляют дискомфорт. Гретель смахнула оставшиеся капли на лице, выпрямилась, прочистила горло, приготовившись к более-менее связной речи.
– Вали! – повысился голос из комнаты.
– Том, Том, мне надо с тобой поговорить. Я… уже столько брожу, ничего не понимаю. Прости за мою невнятность. Думала, что осталась одна наедине с бродяж… Знаешь, дома происходят странные вещи. Окружающее словно охотится на меня. Я не могу найти родителей. И всё… – остановилась, в другом конце коридора какое-то движение, его свидетель – приведённые в движение шторы, – И всё очень странно. Мне кажется, в доме есть кто-то посторонний.
– Ты врёшь. Как всегда, обманываешь и лжёшь, – исключающий обжалование обвинительный приговор с той стороны. Но, где же доказательства?
– Нет, не вру.
– Врёшь.
– Посмотри и подумай сам, – в голосе Гретель появилось раздражение, – как давно ты сидишь в этой комнате? Разве вчера вы покидали свои покои, мистер?
– Мама не приходила меня будить, а ты… Врёшь, врёшь, врёшь, врёшь, врёшь, врёшь, врёшь, врёшь.
– Заткнись, – промычала Гретель, получилось достаточно тихо, никто кроме неё самой не должен был услышать. Пока удалось сдержаться, впрочем, от раздражения уже сжались кулаки, очень чешется накричать на эту сопливую бестолочь.
– Встань и посмотри на свои часы. Ты уже не маленький мальчик Томсон, – процедила через зубы Гретель.
В минуты, когда её брат особенно бесит, она часто называет его Томсон, это ему о-о-очень не нравится, откровенно раздражает.
По ту сторону вслед за скрипом матраса послышались шаги. Гретель терпеливо дожидается, когда братец откроет ящички письменного стола, найдёт свои часики, с точностью до секунды определит время, сделает какие-то свои выводы и что-то на это скажет. Шлёпанье босых ног, скрип, стук – свидетели выполнения заданного алгоритма. Вот только вместо завершающего последнего пункта задёргалась ручка, кто-то собрался открыть дверь. Эта попытка побега не удалась, что называется, на корню. Возможный эффект дерзкого действия сильно бы удивил беглеца. Гретель подняла глаза, смотрит, как закачались верхние этажи заграждения, стулья весьма бодро заплясали. Раздавят как жука.
– Что ты задумала?! Не подпирай! Открой! – зазвучали очередные претензии из комнаты.
– Я ничего не делаю, я стою в стороне. Это всё мебель, – и как будто пытаясь доказать свои слова брату за стеной, Гретель демонстративно отошла чуть назад.
– Какая мебель?
– Ну… если тебе так интересно, тут много всего, эта и тумба, не помню точно, но кажется, она из коридора, быть может, из зала. Та коричневая, если помнишь, на ней постоянно стояла ваза… Что сказать ещё? Рядом два стула с мягкой обивкой, кресло дедушки, обтянутое кожей. То самое в котором ты проделал дырку, когда уронил свечу. Ещё хочется отметить отличный табурет, – не упустила момент съязвить.