Они лежали, один на одном боку, другой — на другом, смотря друг другу в глаза. Из магнитофона, стоявшем на подоконнике, слышались заунывные нотки одной из песен Элвиса Пресли. Оба были переполнены приятным волнительным чувством, которое поддерживалось абсолютно всем, что их окружало. Майкл зарёкся для самого себя запомнить этот день, впитать эту непринуждённость и не отпускать её. Не отпускать Лори.
— Я решила пойти учиться на рекламщика.
— М-м-м?
— Ещё не знаю, куда именно, но мне это нравится. Хочу получать от работы удовольствие.
— Любая работа полезна и служит общей цели. При правильном подходе, любая деятельность может приносить удовольствие.
— Ну боже, Майк! У меня к этому душа лежит, понимаешь?
— В целом, да, я тебя понимаю. — Майкл пододвинулся к Лори и они поцеловались.
— Я тут подумала, — Лори легла на спину, — а ведь ты почти идеальный.
— Ага, конечно.
— Честно. Есть только одно. И это одно меня даже порой пугает. Ты будто бы большую часть времени безучастен.
— Я включу телевизор? — Майкл уже тянулся за пультом, который лежал на прикроватной тумбе. Ему стало интересно: может тут и каналы есть другие, по-настоящему интересные.
— Мы должны с этим что-то делать, это ненормально. Да, врубай. Но ты же не очень его любишь.
— Если что — выключим.
— Ладно.
Они ещё не один час провалялись в кровати, позже слившись в порыве страсти в последний раз. Последний раз в этой гостинице, что излучала постоянное спокойствие и умиротворение. Постояв у окна тринадцатого этажа, они, сцепившись за руки, вышли из номера, заперев за собой дверь. Это всё больше походило на иллюзию, эйфорию в чистом её виде.
Как Майкл и предполагал, сразу выйдя из здания, Лори предложила взять по пиву. Он не противился, Майкл просто нёсся на волне этого дня, принимая его таким, какой он есть. И обойдя несколько кварталов, усыпив себя бесконечными разговорами, они обнаружили, что уже поздний вечер и Лори было пора показаться дома ещё с полчаса назад.
— О, чёрт! Сейчас же позвоню Альбертине, предупрежу, что задерживаюсь. Мне пора, Майк. Это было… клёво.
— Беги, пока не опоздала ещё на час.
— Позвони мне.
— Непременно.
Лори унеслась, юркнув за угол, а Майкл неспешно побрёл в противоположном направлении. Сегодня он, наконец, чувствовал себя, свою принадлежность к чему-то. Майкл не представлял больше свою жизнь без Лори, она его как будто заколдовала. И он был рад этому. Светофор на перекрёстке загорелся красным, и Майкл смиренно выжидал остановки потока автомобилей в толпе остальных пешеходов.
Сегодняшний день как идеал нужного настроя по жизни. Пытаясь прочувствовать каждую мелочь, Майкл для самого себя начал казаться одержимым. Одержимым этим днём и этим человеком. Не тот возраст, для того чтобы всё обдумать, он просто растворялся в единственной своей отдушине.
Даже привычная тягостная обстановка его собственного дома не смогла сбить его с толку, он был уверен, что теперь будет счастлив. Он набрал номер Лори незамедлительно.
— Ты дома?
— А ты?
— Да.
— И я.
— У тебя осталась брошюрка из отеля, которую ты на ресепшене взяла?
— Хах, наблюдательный. Осталась.
— Как называется отель, в котором мы были?
— Секунду, — в телефонной трубке то ли что-то заёрзало, то ли зашипело. — Отель премиум класса Айнис.
— Айнис. Надо запомнить и как-нибудь попасть туда ещё разок.
— Майк, это слишком дорого! Только если второй такой раз будет этого стоить, — Лори рассмеялась, — название ты точно забудешь, я уверена.
— А вот и нет.
— Вот и да.
— Посмотрим… Доброй ночи, Лори.
— Доброй, Майкл Рейв.
Глава № 19
…1.5
Новость, что один из убитых по делу инцидента пятнадцатой улицы на самом деле переживал вымышленный апокалипсис в бункере дома Маркезов, будучи живым и абсолютно здоровым, разнеслась за считанные дни по всему городу. Потихоньку, умирающие последние несколько месяцев улицы близь долины Путука и сама пятнадцатая улица оживились благодаря наводнившим их журналистам и репортёрам, каждый из которых хотел задать не одну сотню вопросов Майклу.
Если бы не право частной собственности, то они бы неминуемо влезли в дом, чтобы подставив к заспанному лицу Майкла массивный микрофон и начать свой «совсем ненавязчивый» опрос: «Каково осозновать, что вы психически нездоровы?; Что вы чувствуете после пережитого?; Есть ли что добавить к делу инцидента пятнадцатой улицы?; Мучают ли вас кошмары?; Как вы выжили и почему решили, что земля отравлена?».
Майкл слышал лишь вопросы, вопросы, ещё раз вопросы. Он не отвечал, и вообще редко выходил из дома. Живя только лишь в пыли и грязи, подавляя регулярные позывы к наведению вокруг себя хоть какого-то порядка, Майкл бесцельно бродил по дому, вспоминая и анализируя, он размышлял, что же ему делать с данной ему жизнью.
Майклу, в который раз, не давала покоя та детализация процесса жизни в бункере, что касалась его иллюзий относительно связи с Айнисом и Лорис, с наблюдениями за окружающей его поверхностью: он ведь отчётливо видел пустые, заросшие бурьяном улицы и дома, он видел проходящих мимо животных и свирепствующие проявления природных циклов. Слишком всё было детально, не как мираж, а как хорошо отснятый фильм. И каждая деталь была понятна и объяснима.
Через день у него должен состояться допрос в полиции, дело-то о массовом убийстве на пересмотре, и на Майкла, судя по всему, рассчитывают как на главного свидетеля. Суть только в том, что Майкл до сих пор не мог точно вспомнить и с уверенностью сказать, что и как происходило в тот самый день. По правде говоря, он не помнил и последующие недели, проведённые под землёй. Как и с чего всё начиналось, когда с ним первый раз вышли «на связь», ну и т. д. Воспоминания настолько сумбурно прыгали у Майкла в голове, что любой из сценариев, предложенный самому себе, казался истинным, и в одночасье прекращал таким быть. С такой же лёгкостью. Он больше не был уверен абсолютно ни в чём.
Ознакомившись с делом, через заголовки газет, что сегодня пестрили подробным описанием произошедшего полгода назад, до него, наконец, дошло, в связи с чем он был отпущен на волю до пересмотра дела. Ведь исходя из его собственных выводов, это он стал причиной вторжения в дом Маркезов, это он в приступе паники стал инициатором ситуации, в которой человек, борющийся за свою жизнь, без раздумья лишил жизней других людей. Это его вина.
Мислав Бабич, обвинённый в массовом убийстве, был признан невменяемым. В день суда он прятался под стол и толкал охранников, вопя об угрозе жизням людей и Эрбе. Любые попытки участников процесса объяснить ему, чем на самом деле является Эрба, заканчивались тем, что он лишь ещё больше возбуждался, всячески пытаясь вырваться из зала суда. Мислав был виновен, виновен безоговорочно. Те немногие свидетели, которые видели за рулём автомобиля в день происшествия Майкла, легко списывали это на то, что Мислав мог держать его в заложниках, заставляя исполнять свою волю.
Картина вырисовывалась прямо-таки без изъянов, ровная как линия, и в то же время абсолютно лживая. Подтвердить или опровергнуть ту или иную теорию было некому. До сегодняшнего дня.
Но чем чаще Майкл прислушивался к себе, чем чаще в себе копался, тем большее его внимание концентрировалось на звуках, которые он слышал: не то шум работающего мотора, не то отдалённая сирена, не то сдавленные крики. Эти звуки порой подчиняли его себе, ему становилось тяжело дышать и двигаться, он начинал с большей интенсивностью бродить по дому, в уже засаленной от пота одежде.
Сегодня с утра Майклу предстояло посетить психиатрическую клинику, где держали Мислава. Удивительно, но единственным условием полиции было присутствие на их беседе доктора Рудо и двух полицейских. Видимо данный спектакль кому-то да был на руку.