Мягким голосом в темноте Лоони сказала:
— Старый Пта знал человеческий мозг. Он открыл, что нет мозга, который бы прочно удерживал более шести команд-вопросов в течение большого периода времени.
Холройд устало кивнул, но той ночью не сказал ничего больше. Через месяц он нарушил долгое молчание между ними.
— Твой прежний Пта, что он любил? И почему он сливался с расой? Из всех внешних проявлений, из всех результатов это была величайшая ошибка, которую он когда-либо делал.
Худая женщина покачала головой и громко сказала:
— Погляди на себя, Питер Холройд. Ты — Пта, я знаю, прежний Пта, великий, горячий, знающий Пта. Погляди на себя, говорю я, и ты увидишь его таким, каким он был, — добавила она тихим голосом, — и каким он будет. — Прежде чем Холройд смог что-либо сказать, она печально сказала:
— Как будто слияние с расой означает бедствие. Но он говорил, что мог чувствовать в себе темные, чужие, бесчеловечные понукания, которые он должен отбросить возвращением источника благопристойности — жизненной силы людей. Если его страхи были справедливыми, если он становился более греховным, тогда то, что мы сейчас видим, — не бедствие, а перерождение надежды. Я могу сказать себе, что все, чего Пта желал, я могу теперь видеть в тебе. Подспудное знание, что есть правда, что грех не будет процветать, возможность приспособиться и ударить врага его собственным оружием и не потерять ничего, что будет добротой. Не терпеть порока, не уменьшать честных устремлений.
Почти не дыша, она ждала. Затем выдохнула один вопрос:
— Пта, ты чувствуешь себя сильнее? Ты чувствуешь рост?
И как всегда с мрачным удовлетворением, Холройд ответил:
— Да… да, я чувствую.
На сто двенадцатую ночь их ожидания произошло что-то реальное. Ежедневный тест сработал. Он мог перемещать свое тело через пространство. А на сто тринадцатое утро он смог взять Лоони с собой без использования воды в качестве катализатора. После этого они поглядывали друг на друга с мрачными ухмылками. Наступило время действий.
Глава 27. Падение богини
Подобно духам они материализовались в темнице, где было заковано настоящее тело Лоони.
Много времени ушло на то, чтобы расковать цепи. Пилы не могли перерезать металл.
Время уходило на то, чтобы заменить тело мертвой женщины, которую поместили на место Лоони, чтобы в скудном освещении казалось, что цепи удерживают ее.
— Не кажется ли тебе, — сказала Лоони, — что мое тело не так уж важно, чтобы с такими трудами освобождать его от оков? Ты сможешь сделать другое тело, которое я займу в круге власти. Но я уверена, она придет сюда, когда узнает, что ты жив. Она придет сюда, чтобы уничтожить меня.
— Не будь слишком смелой и малоосмотрительной, — стал бранить ее Холройд. — Твое тело играет важную роль, потому что мы будем подстерегать ее сразу после нашего выступления против нее. Но теперь давай получим эту личную собственность, и наши тела поместим в соседнее помещение. Мы снова будем нуждаться в них, когда закончится наше путешествие. Оставлять наши тела где попало опасно, но…
Следующая остановка, думал он, тело высокопоставленного чиновника во дворце Гадира, в Аккадистране.
Человек стоял, выглядывая из окна, которое выходило на могучую столицу Аккадистрана, когда Холройд оказался в его теле. Перед ним простирался город. Холройду, который видел слишком много городов, он представлялся всего лишь одной из многих конструкций из бетона и мрамора. Он видел, что одна из женщин в комнате лениво сместила свои пальцы. Холройд повернулся от террасы и посмотрел на нее более пристально. Теперь ошибки не могло быть, ее пальцы подавали знаки «Лоони!» Они договорились, что оба должны делать при появлении.
Улыбаясь, Холройд подошел к Зард и, как только она узнала его, вонзил ей в сердце нож. Это был безжалостный и коварный удар, но он помнил о тех миллионах людей, которых разорвали на куски скриры. И знал, что неважно, как будет уничтожено это тело, занимаемое Инезией, важно было сделать это!
Человек за ним закричал:
— Дельд, ты — убийца!
Холройд не сделал никакой попытки защитить тело, которое он занимал. Копья пронзили его, вызвав ужасную боль. Его мозг вибрировал от ужасных ран, нервы кричали о своей боли.
Ошеломленный, он переместился из умирающего тела в тело главного министра Зард, спешившего к месту действия и вскрикнувшего от изумления. На какое-то время Холройд воздерживался от слов, затем сделал заявление: