— Итак, время пришло, — мягко сказал он. — Джону Петти захотелось верховной власти. Мне его почти жалко, настолько он некритичен по отношению к себе. Ни один шеф тайной полиции не вызывал доверия у народа. Меня обожают и боятся, его только боятся. И он думает, что это важно. — Карие глаза Кира Грея серьезно посмотрели в глаза Кэтлин. — Он намеревался убить тебя до срока, назначенного Советом, потому что я ничего не смог бы изменить, раз это свершилось. А моя беспомощность перед ним, он это знал, понизит мой престиж в глазах Совета. — Теперь его голос звучал очень низко, как будто он забыл о присутствии Кэтлин и высказывал мысли вслух. — И он был прав. Совету не понравилось бы, если бы я попытался кого-то подвергнуть наказанию за смерть слэна. Хотя они не предприняли бы никаких действий, чтобы доказать, что я испугался. И это бы означало начало конца. Распад, раскол на группы, которые постепенно будут становиться все враждебнее друг другу, когда так называемые реалисты ухватились бы за существующее положение дел и выбрали возможного победителя или начали бы играть в приятную игру, известную как игра обоих концов против середины. — Мгновение он молчал, потом продолжил: — Как ты видишь, Кэтлин, очень деликатная и опасная ситуация. Потому что Джон Петти, с целью дискредитировать меня перед Советом, очень усердно распространял слухи о том, что я хочу спасти тебя. — Он снова улыбнулся. — Хорошо. Что ты думаешь о нашей политической ситуации?
Ноздри Кэтлин раздулись от презрения.
— Он дурак, раз выступает против вас, вот что я думаю. И я буду помогать вам, чем смогу. Я могу помочь, читая мысли…
Кир Грей широко улыбнулся, его лицо осветилось, и с него исчезли жесткие линии. Он сказал:
— Знаешь, Кэтлин, мы, человеческие существа, должны казаться слэнам очень странными время от времени. Например, то, как мы обращаемся с вами. Ты знаешь причину этого, так?
Кэтлин покачала головой:
— Нет, мистер Грей. Я читала мысли людей об этом, и, кажется, никто не знает, почему вы нас ненавидите. Я что-то слышала о войне между слэнами и людьми много лет назад, но до этого тоже были войны, и люди не испытывали друг к другу ненависти после этого. И все эти ужасные истории, которые слишком абсурдны для того, чтобы быть хотя бы похожими на правду.
Он сказал:
— Ты слышала истории о том, что слэны делают с человеческими младенцами?
— Это глупая ложь, одна из многих, — презрительно ответила Кэтлин.
Он усмехнулся:
— Я вижу, что ты слышала о них. И это может тебя шокировать: такое действительно случается с младенцами. Что ты знаешь о мировоззрении взрослого слэна, чье умственное развитие на двести-триста процентов выше, чем у нормального человека? Ты знаешь только то, что ты бы никогда не стала делать этого, но ты ребенок. Но не будем об этом. Ты и я боремся за наши жизни. Преступник, наверное, уже убежал из твоей комнаты, но тебе стоит лишь заглянуть в его мозг, чтобы опознать его. Им не понравится, что их пробудят от их прекрасных снов, но к черту их! Оставайся здесь. Я хочу, чтобы ты читала их мысли, а потом рассказала мне, о чем они думали, пока шло расследование.
Он нажал на кнопку на своем столе и произнес в аппарат, похожий на маленькую коробочку:
— Попросите капитана моей личной охраны зайти ко мне в офис.
Глава 3
Сидеть под включенными ослепляющими огнями было нелегко. Люди слишком часто смотрели на нее, их мысли — смесь нетерпения и безжалостности и никакого сочувствия к ней. Их ненависть камнем лежала на ее душе и подавляла ее. Они ненавидели ее. Они хотели, чтобы она умерла. Испугавшись, Кэтлин закрыла глаза, «отвернула» свое сознание и попыталась распластаться на стуле, как будто просто усилием воли она могла стать невидимой.
Но на карту было поставлено слишком многое, и она не осмеливалась пропустить хотя бы одну мысль или умственный образ. Ее глаза и мозг открылись, и все вернулось снова — комната, люди, вся угрожающая ситуация.
Джон Петти резко поднялся и сказал:
— Я протестую против присутствия этого слэна на нашем собрании из-за того, что ее невинный детский вид может вызвать у кого-нибудь совсем ненужную жалость.
Кэтлин с интересом смотрела на него. Шеф тайной полиции был крепко сложенным мужчиной среднего роста, а его лицо, скорее воронье, нежели орлиное, и чуть-чуть слишком мясистое, не носило и следа доброты. Кэтлин подумала: действительно ли он верил в то, что говорил? Кто-то из этих людей проявит милосердие, с какой стати! Она попыталась прочитать то, что было скрыто за его словами, но его мысли были намеренно размыты, его темное, властное лицо ничего не выражало. Она уловила тончайший полутон иронии и осознала, что Джон Петти полностью понимал ситуацию. Настал его черед властвовать, и все его тело и мозг были настороже, в необычайном напряжении от этого неподъемного знания.