– Говорю же, соглядатай подосланный!
– Сам не могу, – спокойно продолжал ночной брат, – разве что собачка моя… Фиделио, умри.
К полному изумлению Арлетты, последовало падение на песок тяжёлого тела и радостный гогот.
– Гы, Хвиделия. Вот наградили собачку именем.
– Чужеземное. По-нашему означает «Верный до гроба».
– Ишь ты, верный. Такой-то фокус и моя Жучка знает.
– Фиделио, оживи. Покажи, как прекрасная дама променаж делает.
В лицо Арлетте полетел песок. Должно быть, перед променажем Фиделио решил как следует отряхнуться. А затем, судя по смеху полупочтенной публики, совершил то, чего от него не могли добиться с глупых щенячьих лет: пошёл на задних лапах, вертя во все стороны пышным косматым хвостом.
– А теперь бал! – объявил ночной брат. – Прекрасная дама танцует менуэт.
Засвистел он, правда, что-то вроде деревенской польки, и Арлетта впервые за много лет всерьёз пожалела, что ничего не видит. Ватажники подбадривали пса радостными выкриками, а потом стали подхлопывать и подсвистывать. Похоже, Фиделио плясал. Да ещё как, от души.
– Финита! – объявил ночной брат. – Дама утомилась.
Фиделио с облегчением плюхнулся на все четыре и кинулся под бок к Арлетте. Видно, совершённый подвиг потряс его самого.
– Собачка учёная, – одобрил кто-то особенно въедливый, – а сам-то ты чего можешь?
– Отстань от парня. У него в повозке и вправду ни копья. Сухой корки нет, не то что денег.
Арлетте немного полегчало. Деньги, драгоценное сокровище, скопленное трудом многих лет, так и не нашли. Прятать Бенедикт умел.
– Не-ет, – сказали в толпе с пьяным упорством, – п-пусть докажет. Скоморошину какую-нить з-загнёт или ещё чего.
– Ладно, – согласился ночной брат, – костей игральных ни у кого нету?
– Есть, как не быть, – загремели в деревянном стаканчике извлечённые на свет кости.
– Значит, так, – принялся распоряжаться ночной брат, – ты кидаешь, вы глядите, что выпало. Только мне не говорите и не показывайте. Бросайте.
– Ну. И чё?
– Десять.
– Гы. Верно. А ну, давай ещё!
– Теперь семь.
– Точно! Ещё!
– О, а теперь чьё-то счастье, двенадцать выпало.
– Э, парень, да ты колдун.
– Не-а. Это скоморошья наука. По глазам читаю.
– А наоборот можешь?
– Это как?
– Ну, заранее сказать, чего выпадет?
– Не, этак не могу. Мог бы, не сидел бы тут голодный и переломанный.
– Так пошли к костру.
– Мы тя и Хвиделию твою и накормим, и напоим.
– Спасибо, добрые господа, только пить с вами я не могу.
– Чего так?
– Брезгуешь, рыжая морда?
– Как можно. Я бы с радостью. Да только когда ноги поломал, тогда и головой треснулся. Лекарь сказал – год не пить, а то помру. Неохота мне в такие лета помирать. А сидеть, на вас глядеть – мне завидно будет. Могу не стерпеть.
– Это верно, – прониклись сочувствием ватажники, – утерпеть трудно.
– Помирать тебе рановато.
– Да ладно, врут эти лекаря.
– А если не врут? Нет, добрые господа, я лучше спать пойду. Оно хоть и трудно на голодный желудок, зато безопасно.
– На-ка вот, держи за представление.
Рядом с Арлеттой остро запахло перцем и огурцами.
А потом они ушли. Все. Снова впереди не было ничего, кроме широкой воды.
– Держи.
В руки сунули полкраюхи хлеба, толстый скользкий шмат сала, который она едва не уронила на песок, и пару крепких шершавых огурчиков.
– Встаём и уходим. Руки у меня костылями заняты. За рубаху хватайся.
– А здорово я дурочкой прикинулась? Никто даже не думал приставать.
– Здорово. Молодец, – выдохнул ночной брат, будто тяжесть какую с плеч сбросил. – А теперь пошли.
Цепляясь за него, спотыкаясь и застревая в остывшем к вечеру песке, Арлетта с грехом пополам доковыляла до повозки и с облегчением нырнула внутрь.
– Фу… Всё!
– Нет. Не всё, – твёрдо сказал ночной брат. В повозку не полез, хотя дышал сквозь стиснутые зубы, явно стараясь не стонать. – Коня позови.
Умный Фердинанд был приучен приходить на свист и никогда слишком не удалялся от повозки, полагая, что за ней надо присматривать.
– Запрягаем! Живо! – скомандовал ночной брат и принялся помогать Арлетте так сноровисто, будто вырос в крестьянской семье.
– А Бенедикт? – спохватилась Арлетта, когда Фердинанд, сердитое фырканье которого должно было означать: «Ну вот, я же говорил», потянул повозку из вязких прибрежных песков.
– Стой! Никуда я не поеду!
Она попыталась вырвать у ночного брата вожжи.
– Поедешь! – отрезал ночной брат. – Ждать, пока они совсем перепьются и снова сюда полезут, я не буду. Здесь одна дорога, мимо пристаней. Подберём его по пути или найдём в городе.