Потом он оделся и поехал на работу.
С утра Николаев вызвал к себе свидетелей по делу об ограблении две недели назад коммерческого магазина. Один из продавцов давал довольно путаные показания, что позволило Николаеву заподозрить его в причастности к ограблению. Но вообще он занимался этим делом без всякого интереса. Надоели эти бесконечные разборки, эти хапуги, думающие лишь о том, как обмануть друг друга. Все его мысли были направлены на дело об убийстве Фомичева Часам к двенадцати допрос свидетелей по делу об ограблении магазина закончился. Николаев заварил себе крепкого кофе, с наслаждением закурил.
— Павел! — в кабинет ворвался Константин Гусев. — Вот результаты экспертизы!
— Ну?! — Николаев чуть не поперхнулся горячим кофе и даже привскочил с места.
— Экспертиза установила, что Николай Фомичев был убит именно этим ножом.
— Так… Так… Ну, а что с отпечатками? С отпечатками пальцев-то что?
— Волнуешься? — усмехнулся Гусев. — Не хочется сажать за решетку этих девчонок?
— Что ты тянешь? Сам знаешь, что не хочется. Ты говори! Что там? Ты что, уже знаешь, чьи на ножике отпечатки?
— А вот знаю, — загадочно улыбнулся Гусев.
Глава 14
Это Виталик… Разумеется, это Виталик убил Фомичева… Он отомстил этому гаду за нее. Но что же теперь будет с ним? Какой кошмар! Почему все в этой жизни так ужасно?! Все против нее, самых близких ей людей, против ее счастья. Виталика посадят в тюрьму… Такие мысли проносились в голове Наташи. В это время раздался телефонный звонок, и Марина, прервав свой рассказ, побежала к телефону. К счастью, говорила она недолго и скоро вернулась.
— Ты что такая бледная, Наташа?! Что с тобой? Да на тебе лица нет…
— Что? Что потом? — одними губами пролепетала Наташа.
— А что потом? Потом подошел к двери маленький кругленький алкаш, позвонил, ему открыли. Он побыл там минут двадцать и вышел. Вот и все. А потом уже зашла я. И увидела… все это.
— Маленький… кругленький… — повторила Наташа, чувствуя, как слезы облегчения текут по ее щекам. — Так это же Васька Сапелкин, грузчик из продмага. Значит, это он зарезал Николая.
— А что ты так взволновалась?
— Я… я думала, это не он. — Наташа вытерла слезы и слегка улыбнулась.
— Думала, Виталик?
— Да.
— Неужели он способен на такое?
— Ради меня, думаю, да.
Марина помолчала, закурила сигарету.
— Да, сестричка, при интересных обстоятельствах пришлось нам с тобой познакомиться, — покачала она головой.
Наташа только устало улыбнулась в ответ.
— Мне, наверное, надо было сообщить в милицию, — сказала Марина. — Но я, честно говоря, побоялась. Сама подумай, я в чужой квартире, пришедшая без спроса, открывшая дверь ключом, и… убитый человек, лужа крови'. Я постояла немного и ушла. Тут-то меня, наверное, и видела твоя соседка. Я и не слышала ее шагов в коридоре.
— Да, она ходит совершенно бесшумно. Как мышь.
Но теперь мы обязаны сообщить все Николаеву. Он ведь подозревает меня в убийстве. Тебе-то что бояться? Я сама дала тебе ключ, мы с тобой сестры, ты главная свидетельница по делу.
— А зачем караулила на чердаке? Зачем следила за квартирой?
— Ну и что? Хотела поговорить. Видела, как в квартиру зашел мужчина, и решила подождать По-моему, очень просто.
— Ну, наверное, придется идти, раз уж тебя подозревают. Да, и вот еще что — я почувствовала, что за мной кто-то следит. Это произошло после того, как я на Мясницкой встретилась с одним мужчиной, длинным, как жердь, морщинистым. Он уставился на меня, как на привидение, а потом сказал, что обознался.
Я поняла тогда, что он принял меня за тебя.
— Длинный? Морщинистый? А не следователь ли Николаев это был?
— Не знаю. Вообще-то он непохож на милиционера.
— Он действительно непохож.
— А потом, через день-два, чувствую на себе пристальный взгляд. И вроде бы какой-то человек, плотный такой, крепкий, следит за мной. Куда я, туда и он.
Не понравилось мне это все.
— Да, интересные дела, — сказала Наташа. — Видно, они вышли на тебя. Нет, совершенно необходимо нам вместе пойти к следователю Николаеву. Давай ему сейчас позвоним.
— Ой, только не сейчас. Давай уж лучше завтра, — вздохнула Марина. — Сейчас поздно уже.
— Ну ладно, давай завтра, — согласилась Наташа.
Они еще посидели, покурили, и Наташа поехала домой.
Она шла к метро, теплый весенний ветерок дул ей в лицо, и впервые за долгое время она почувствовала облегчение. Жизнь снова стала красочной, опять запели птицы, зазеленела трава, все обрело совсем иные очертания. Так было разве что в раннем детстве. Все остальное было овеяно мраком и тревогой, грязью и ложью.
Она поражалась тому, что у нее оказалась родная сестра, тому, при каких странных обстоятельствах им довелось встретиться, она была счастлива оттого, что никто из близких ей людей непричастен к убийству Николая Фомичева.
И очень удивляло ее, как это ближайший друг, постоянный собутыльник Николая Васька Сапелкин, на вид добродушный и нелепый человек, мог убить его.
Все происходившее казалось фантасмагорией, каким-то непонятным сном, страшной сказкой с постепенно вырисовывающимся счастливым концом.
Наташа ехала в метро и мучительно размышляла над всем происшедшим.
И вот она дома. Мать открыла дверь.
— Ты что? Где пропадаешь? Пожалела бы меня! — кричала Люба. — Тут такое, понимаешь, творится, а ты пропадаешь неизвестно где! Виталик твой звонил несколько раз, кстати, он тоже беспокоится.
— Не волнуйся, мама, — улыбнулась Наташа. — Все нормально. Все хорошо.
— Да уж хорошо! Дальше некуда, как хорошо! — кричала Люба.
— Я хочу кое-что сказать тебе, — тихо произнесла Наташа, проходя в комнату.
— Ну, чего еще хорошенького скажешь? — набычилась Люба.
— Сейчас я попью чаю, а потом пойдем ко мне.
Разговор серьезный.
Люба нахмурилась. Она не понимала, что именно хочет сказать Наташа, а все непонятное пугало ее.
Наташа попила чаю, и они с матерью пошли в ее комнату.
— Мама, — тихо сказала Наташа, — почему ты мне никогда не говорила, что у меня есть родная сестра?
Сказала это и вздрогнула. На Любу было страшно смотреть. Она побледнела как полотно и затряслась, словно в припадке. Наташе даже показалось, что волосы зашевелились у нее на голове.
— Т-ты… т-ты… — бормотала Люба. — Ты откуда… это…
— Я встретила ее случайно. Она живет неподалеку от моей работы.
И Наташа рассказала матери про все их встречи с Мариной. О том, что Марина была в квартире после убийства, она умолчала.
Во время разговора Люба отчаянно зарыдала. Так, всхлипывая, утирая рукавом слезы, текущие по бледным щекам, она выслушала весь этот рассказ.
— Мариночка, доченька, это я, сучка, виновата во всем, — бормотала сквозь слезы Люба. — И теперь господь воздает мне за грехи. Сашка-то ведь ничего не знал. Он думал, вторая дочка умерла. Она родилась через двадцать минут после тебя. Черт меня попутал, и они, паскуды, меня уговорили…
— Не ругай их, — сказала Наташа. — Марине очень хорошо живется. У нее есть все — прекрасные родители, квартира в центре Москвы, дача, машина, она учится в театральном, будет актрисой.
— Чужие они ей! Это мы ей родные! Мы! — истерически кричала Люба. — Я, сучка, виновата, как подумала тогда, что мне двоих поднимать надо, так и решила отказаться от нее, когда у этой, как ее, Вики, что ли, дочь умерла и они меня стали уговаривать. Сыграли на слабости моей, я думала, что лучше сделала, а вон как…
— А может быть, ты и сделала лучше, — сказала Наташа. — Неплохо было бы, если бы ты и меня отдала.
— Что ты говоришь?! — заорала Люба. Щеки ее покраснели, она затрясла кулаками.
— В той семье не насилуют несовершеннолетних девочек.
Люба опустила кулаки и замолчала.
— Ты что, не знала?
— Догадывалась. А что я могла сделать?
— Многое. Многое могла, если бы захотела. Ты хотела при муже оставаться, чтобы за ним, как за каменной стеной. А то, что со мной происходило, ты не понимала? Ты закрывала на это глаза. Но нет ничего тайного, что бы не стало явным. Наступило время расплаты.