— Что случилось? Что случилось, Полина? Ты кого-то увидела, да? Кого-то знакомого?
Минуту помолчав, Полина все же ответила:
— Знакомого... Мягко сказано. Надо же было так вляпаться!
— Да кто это?
— Неприятное соседство... Игорек, мой бывший сутенер. А рядом с ним какой-то хач... Прошу любить и жаловать, он уже подходит к нашему столику.
— Поленька, познакомишь с подружкой? — Опустив грузное тело на стул и обдав свежим запахом водки, Игорь внимательно осмотрел Данку. Интересная девочка, только глаза закрыты темными стеклами очков — побили ее, что ли, накануне?
— Слушай... Давай не будем. Нам и вдвоем неплохо, — не церемонясь, ответила Полька.
— И все-таки... Девушка, — обратился он к Данке, — как вас зовут?
— Послушай, отстань от нее, — не дав Данке и слова произнести, тут же снова встряла Полина.
— Официант! — Игорь махнул головой и попросил три фужера мартини. — Да ладно тебе, Полька, не горячись.
— Я не горячусь. Только я ведь на тебя больше не работаю и своим временем имею право распоряжаться так, как хочу. Или нет?
— Имеешь. Но ведь мы с тобой друзья, разве не так?
— Не так, — не сдавалась Полина. — Говорю тебе, мы хотим вдвоем посидеть.
Но Игорь не отставал. Уже прилично выпив, стоял на своем, не совсем отчетливо представляя себе мотивы собственной настойчивости. И эта девица — такая странная, рыжая, молчаливая, а что-то в ней есть...
— Пошли, Данка, — Полина вытащила из кошелька несколько смятых купюр, бросила на стол, — давай руку. От него все равно просто так не отделаешься, а вечер уже испорчен. Давай руку.
Растерявшись, Данка не сразу нащупала в пустоте теплоту ее ладони. Рука дрогнула, заметалась в поисках опоры...
— Слушай, да ты... слепая? — услышала она вслед, но не обернулась и ничего не ответила.
А неделю спустя — поздним вечером, она была дома одна — в дверь раздался звонок. Незнакомый звонок, потому что Полина всегда звонила тремя короткими.
Когда-то навязчивой идеей Игоря была Полина. Но Полина свое отработала, теперь в борделе появилась новая блондинка — семнадцатилетняя Аннет, тонкая, изящная рижанка, с изумительным акцентом и прозрачными скандинавскими глазами.
— Послушай, я заплачу тебе любые деньги. Пять, семь тысяч долларов, сто, двести — сколько скажешь, Игорь. Ты же знаешь, у меня никогда с этим не было проблем. Но я хочу ее. Именно ее. Эту слепую, которая была в тот вечер в ресторане. Знаешь, у меня никогда не было слепой женщины.
Игорь сидел в салоне машины, откинувшись на спинку сиденья, курил тонкую изящную сигару. Его собеседник выстукивал длинными пальцами по стеклу барабанную дробь. На одном пальце плотно сидело толстое кольцо, усеянное мелкими камушками. Узковатые, к тому же еще прищуренные глаза смотрели пристально, излучая злую силу. Черный ободок густых, загнутых кверху девичьих ресниц окаймлял такой же черный зрачок, бледная кожа, заметно — выпирающие скулы и узкие, плотно сжатые губы. Белая наглаженная рубашка, тонкая золотая цепочка, запутавшаяся в густом волосяном покрове на груди, — в Москве его многие знали. Да что там в Москве — его знали чуть ли не по всей стране, во многих городах. Его визит в какой-нибудь, скажем, Саратов всегда предварялся звонком из мэрии в самую лучшую гостиницу. Освобождался люкс — вне зависимости от того, кто и сколько времени его занимал до того времени, как джип Сабира Мусаева припарковывался на гостиничной стоянке. Этим же звонком из мэрии заранее регулировались взаимоотношения владельца джипа с местными милиционерами. Ему было позволено абсолютно все.
Услугами Игоря — вернее, не самого Игоря, а его экзотичных девушек — Сабир пользовался давно и бесплатно. Бесплатно — в денежном отношении, но плата за услуги все же была, и достаточно высокая — покровительство. Сабир, уважаемый и известный по всей стране чеченец, вор в законе, был для Игоря настоящей каменной стеной. Только ему одному можно было пользоваться проститутками неограниченное время и в неограниченном количестве, только ему одному было позволено их бить, куражиться и даже, как выяснилось, убивать... И такое случилось однажды, когда Сабир был в плохом настроении и под приличной дозой. Отказывать Сабиру было нельзя.
И дело было не в деньгах — да черт бы с ними, с этими деньгами, Игорь бы и сам, если потребуется, доплатил, добавил, только бы она согласилась...
— Я хочу, чтобы она была в белом платье.
Начиная с этой минуты новой навязчивой идеей Игоря поневоле стала слепая девушка с длинными рыжими волосами и странным именем Даниэла.
— Послушай меня, девочка. Десять тысяч долларов — это не десять рублей, не десять тысяч рублей. Ты хотя бы приблизительно представляешь себе, что это за сумма?
— Я жалею, что впустила вас... Меня абсолютно не интересуют ваши деньги. Думаю, наш разговор окончен.
— Ну а что тебя интересует? Что, скажи? Может быть, ты хочешь... — Мысль мелькнула в сознании и показалась спасительной. — Может быть, тебе необходимо лечение? Ты хочешь восстановить зрение, ведь правда, хочешь?
— Но не такой ценой. Я думаю, наш разговор не имеет смысла. Не понимаю вашей настойчивости.
— Черт возьми, да что тебе стоит? Один раз! Подружка твоя... — Он вдруг осекся, почувствовав, что может переступить ту грань, которая окажется Рубиконом. — Послушай...
Данка стояла возле окна, спиной, напряженная, и ее рыжие волосы слегка блестели, скупо отражая неживой комнатный свет. Да что он в ней нашел — рыжая, нескладная, к тому же еще и слепая... И такая упрямая. Уговаривать, упрашивать, а уж тем более умолять было не в его правилах. Будь его воля — он действовал бы другими методами, но ведь Сабиру она нужна живая и настоящая, вариант со снотворным здесь не прокатит, наркотический дурман сразу распознается, а уж насиловать ее он тем более не станет... Черт бы его побрал — и ее вместе с ним!
Выругавшись про себя, он поднялся.
— Ты подумай, девочка. Подумай над моим предложением. Я тебе телефон запишу... Ах да, ты же... — Он замялся, потом назвал ей номер. — Запомни. А если что — Полина знает.
— Он мне не понадобится. Никогда.
— Никогда не говори «никогда» — слышала такую истину?
— Всего доброго.
— Если надумаешь — одно условие: белое платье. Это он так хочет.
— У меня нет белого платья.
Дверь с шумом захлопнулась, и Данка снова отправилась на кухню — варить макароны к приходу Полины. Неприятный осадок в душе вскоре исчез — как обычно, когда Данка оставалась одна, ее мысли снова и снова возвращались к Андрею.
— Сегодня мы пойдем покупать тебе платье. И не смей возражать, — категорично заявила Полина, в последний раз проведя синей кисточкой по ресницам.
— А если посмею? — Данка сидела на диване, поджав колени и обхватив их тонкими руками.
— Только зря время потратишь. Ты же знаешь, я настойчивая и упрямая. Меня не переспоришь.
— Я пока еще не заработала себе на платье.
— Зато я заработала тебе на платье. Да не будь ты такой настырной, Данка! — Полина встала, одернула короткую юбку, вывинтила из колпачка узко сточенный темно-розовый уголок помады, медленно провела по губам. — Ну что нам с тобой считаться? Мы ведь почти родные... Подожди, придут мои тяжелые времена, тогда ты мне платья покупать начнешь...
— Полина, пойми, мне это ни к чему. Ну скажи, зачем мне новое платье?
— Затем, что ты — женщина. Молодая, красивая, привлекательная женщина. Затем, что у тебя сегодня день рождения.
— К нам никто не придет, — снова принялась возражать Данка, но Полина уже перестала ее слушать.
— Все, я готова. Иди сюда, я тебя причешу, рыжик.
Местом для покупки нового платья Полина выбрала недорогой, но очень приличный рынок, находящийся неподалеку от их квартиры. Вещи здесь продавались, конечно, не эксклюзивные, но и не тот польско-турецкий ширпотреб, которым завалено большинство прилавков на рынках. Еще одним существенным плюсом этого местечка была его относительная безлюдность — оптовикам здесь делать было нечего, к тому же ранним утром в понедельник, и москвичей, желающих приобрести обновку, было не так уж и много. В общем, целая куча преимуществ. Полина просто сияла от счастья — ей так хотелось порадовать подругу, сделать ей приятное, увидеть ее красивой... Она щебетала как птица ранним утром — практически не умолкая, лишь изредка прерывая свои монологи на то, чтобы предупредить Данку о возможных сложностях на дороге. Та крепко держала ее под руку и двигалась достаточно уверенно, уже привычно полагаясь на Полину и придерживаясь одного ритма движения. На глазах, как обычно, были темные очки, длинные, распущенные по плечам рыжие волосы полыхали на солнце — проходящие мужчины оборачивались им вслед.