Выбрать главу

— Эм-м-ма, — протянул он мой имя, и так тепло стало, где-то в груди. Хочу чтобы он постоянно повторял моё имя. Всегда хочу слышать это протянутое «Эм-м-ма». Очень хочу… Очень хочу… Чёрт, опять плачу…

========== Гнев — убивает все чувства. Любовь — воскресает все чувства. ==========

Арбитр был сломлен, подавлен и сильно-сильно разозлён. Хотел бы он злиться на кого-то, да только сам себя не убьёшь. Убей себя и Эмма останется тут навсегда. А может и не навсегда? Тет-а-тет такой добрый народ, они обязательно бы отправили Уманку обратно на Землю. Тихо и не заметно. А может, и поздоровались бы с землянами. Скорее всего, они бы так и сделали, раскрыли космос для людей. Про других рас. А может и план не такой плохой?

— Уважаемый Арбитр, — аккуратно позвал его Верховный, с сочувствием опуская брови к глазам. Слишком тяготила его эта картина, не любил он грусть, да и все отрицательные эмоции. Понимал, что этого никогда не избежать, и всё же… Не любил он этого.

— Где К’ханаде? — сердито спросил Око, даже не поднимая глаза на Верховного, а тот в свою очередь проглотил густую слюну от волнения. Он узнавал этот рык, рык — гнева, что утапливает Яутжа в беспамятство и бесконтрольность.

— Может не надо? Самке нужно, чтобы Вы были с ней.

— Мне повторить вопрос? — на этот раз Око повернул голову к Верховному. По коже прыснул холодный пот при взгляде на эти кровавые глаза. Он понимал, что если сделает лишнее движение, Науд наброситься на него и сможет убить в гневе всех, кто находится в этой деревне.

— К’ханаде разведчики обнаружили на северо-востоке в трёх тысячах локтей* от деревни… — он даже не успел договорить, какое оружие у них есть, как располагаются и сколько их, как Око просто встал со своего места и пошёл на выход с церкви. Верховный даже не собирался его останавливать. Трогать разъярённого Яутжу? Это моментальная смерть. Поэтому он просто проводил его взглядом и перевёл глаза на Уманку, — Кто же ты такая? — спросил он мирно спящую девушку.

Око двигался будто в бессознательном состоянии на место, куда указал ему Верховный. Гнев закипал в нём бурлящей лавой в вулкане. Руки подрагивали, хотели что-то сломать. Жвалы щёлкали, рискуя вырвать их из черепа. Глаза затуманены в неком неправильном опьянении чувств. Никогда ещё не чувствовал Яутжа подобного гнева, тем более на себя. Он мог иногда себя ругать за неправильные поступки и оплошности, но это! То что он не подумал в первую очередь о Уманке, был уверен в том, что такая температура её не убьёт! — тут он уже себя не ругал, он уже себя готов был искалечить до смерти за такую промашку! Он мог своими руками убить Уманку… Только потому что не принял её слова в серьёз…

И мысль о том, что именно он был бы причиной её смерти, выводила из себя ещё больше. Ни в чём не повинное дерево он успел врезать так хорошенько, что большая часть древесины слетела с дупла, а хруст пальцев был таким громким, будто они сломались! (они не сломались). Следующие собаки взвизгнули от страха и чувствовали гнев хозяина.

Эта злоба — сжигала изнутри все самые положительные эмоции, оставляя только нервозность, обиду, грусть и неумолимое желание сделать кому-нибудь больно, даже себе. Поэтому его ноги шли быстро, чуть не бежали. А когда увидел К’ханаде, не смог устоять на месте. Все правила Кодекса в мгновение ока вылетели из головы. Оставляя следующих за ним собак позади, дальше, он повёл себя как дикое животное.

Он показался у порога в лагерь К’ханаде. Черви заприметили его сразу, бросившись в атаку со смешным оружием (ножи, пики, копья) с отвратительным писком. Первый, самый крупный, был разорван голыми руками Яутжа. Второй, не успев остановиться, шокировано глядя на собрата, был схвачен за толстую шею, когти впились в его ребристое, скользкое тело, и медленно, словно с наслаждением, маньяк вытащил его органы, брезгливо выбрасывая на землю. Остальные застыли в ужасе, исчезло уверенность победы после смерти главаря, наблюдая как Яутжа глядел на них исподлобья, а глаза его… Словно два яростных огонька, подзывали к себе.

Самый пугливый из К’ханаде решил сбежать через землю, пока остальные стояли как тупые истуканы. Но сделать этого не смог. Быстрый Науд схватил его за другой конец тела — а то лицо смотрело на маньяка и визжало от страха — сдавил хвост до писка. Высунул он тело и оторвал оба конца, разливая густую чёрную кровь на тело Око.

Остальные решительно желали сбежать так же, как и сделал это пугливый, но Яутжа был неутолим в своём гневе. Он рыл землю сразу над тем, кого хотел достать, сдавливал лицо тяжёлой ногой и рвал тело на две полоски. Остался самый последний. Он не бежал, дрожал, держал при себе пику направленную на Яутжу. А тот в свою очередь без страха, с яростью, направлялся к нему, ещё сжимая в руках органы последней жертвы.

— Откуда ты такой взялся?! — истерически закричал он, отползая назад по тёплой, сырой, чёрной почве, пропитанной кровью его соратников, — Какого хрена ты здесь?! У вас же гон! — но маньяк не отвечал, сверкал глазами, как голодный зверь, — Я больше не буду ничего делать! Пощади! — он знал Кодекс Яутжей, поэтому, скинул оружие в сторону и прижался к земле, что пахла аммиаком, — Я сдаюсь! Сдаюсь! Велик… — он не смог закончить слово, так как Науд, что потерял сознание и не контролировал собственное тело уже с порога лагеря, стал медленно сдавливать его череп. К’ханаде стал кричать, просит прощения и пощады, да даже стал молится собственному богу, но Яутжа всё так же не был умолим. Череп с треском и отвратным чавканьем раздавился. Стопа Око погрузилась в подобие мозга, больше походившую на чёрного слизя.

Приходя в себя после недолгой резни, решил оставить всё так. Трофеев он уже из помятых и испорченных тел не получить, да и К’ханаде не были теми, кого можно вешать на стену. Поэтому, он просто развернулся и ушёл с лагеря, возвращаясь обратно. Внутри всё опустело. Он больше ничего не чувствовал. Стал равнодушен ко всему. И только мысль о Уманке зажигала маленький синий огонёк тоски.

В это же время, проснулась Эмма. Её глаза слипались, тело бросило в дрожь от холода, голос даже охрип. Она решила встать, чувствуя слабость в теле. Потом, повертела головой, стараясь понять, где она находится, но из-за нечёткий образов не могла дать точного ответа на собственный вопрос: «И где я?» Как тут, услышала цоканье копыт рядом, а потом и странное ржание, как у лошадей. Она не понимала, почему тут есть лошади. «Я что, на Земле, а всё было сном?!» — мысль вроде и облегчала, а вроде заставляла загрустить.

— Око? — тихо обратилась она к приближённому силуэту, но этот был какого-то светлого тона, да и не настолько большой, как Яутжа. К сердцу словно притронулись холодные пальцы, — Око! — крикнула она что есть мочи, в страхе поджимая к себе руки, — Уйдите! Я самка Яутжа! Вам будет плохо! — кричала она и не была уверена, что тот напротив её поймёт. Как тут, рука протянула ей что-то. Она не сразу взяла, так как испуг и не понимание, почему Око оставил её, заставлять никому не доверять. И всё она взяла это что-то, и как оказалось, это был наушник! Она всунула его в ухо.

— Понимаешь самца? — спросил силуэт напротив добрым голосом.

— Кто Вы? Где я? Где Око?! — завалила она бедного Верховного множеством вопросов. Она малозаметно потряс головой.

— Самец Верховный Тет-а-тет, — спокойно начал Святой, — Самка в моём доме, — обвёл он руками, — Не беспокойся, самке ничего здесь не угрожает. Арбитр направился на задание, — девушка по-началу не поняла, почему Око Арбитр, то есть, судья, но потом кивнула, так как те существа у корабля называли его точно так же. Означает ли это, что он не просто полиция, но ещё и судья какой-то?

— Он… Бросил меня? — не поверила она, поэтому сказала таким тоном, который передавал не понимание.

— Нет-нет! Конечно нет! — поторопился Верховный не выводить ей поспешных выводов, — Арбитр доверяет Верховному Тет-а-тет и ушёл на задание. Арбитр бы ни за что не стал подвергать опасности свою самку в таком плохом состоянии.

— Плохом состоянии? — переспросила она, и напряглась, — Тепловой удар?