— Да, да, это правда! — выкрикнула Чантория, обливаясь кровью.
— И правда ли, что тебя постигла за это ужасная кара?
— Да! Господь взял моего ребенка!
— Бейте! — снова скомандовал Кентукки, и снова под ликующие вопли толпы на Чанторию посыпались удары, которые на сей раз довели ее до беспамятства.
— Подайте отца-колдуна! — прогремел главный исповедник, и на середину сцены вытолкнули Траффорда.
— Твоя дочь умерла! — воскликнул Соломон Кентукки.
Траффорд попытался сосредоточиться. Он знал, что у него лишь один шанс сказать нужные слова. Времени на риторические уловки, которые он планировал применить в своем обращении к толпе, уже не оставалось: теперь необходимы были только краткость и ясность.
— Да, главный исповедник! Она умерла. Но не от кори и не от свинки, от которых ей сделали прививки. Эти прививки подействовали! Моя дочь умерла от холеры. От этой болезни тоже существует вакцина, но мне не удалось ее достать.
— Молчать! — заорал Соломон Кентукки.
— Прививки действуют! Они дали моей дочери защиту от тех болезней, ради борьбы с которыми их создали. Слушайте меня, люди!
— Бейте его! — приказал Кентукки, и избиение началось.
— Требуйте прививок для своих детей! — кричал Траффорд, уклоняясь от ударов. — Вы слышите меня, люди? Требуйте, чтобы вашим детям делали прививки!
— Нельзя идти против воли Бога-и-Любви! — воскликнул Кентукки.
— Бог, который убивает детей, желая наказать родителей, не стоит того, чтобы ему поклонялись!
В этот момент, слабея под градом ударов, Траффорд заметил, что звук его голоса изменился, и понял, что ему отключили микрофон. Он услышал, как главный исповедник завопил: "Колдун и еретик! Бейте его, бейте сильнее!" Но прежде чем сознание покинуло Траффорда, ему показалось, будто толпа на мгновение затихла — словно в ней нашлись люди, каким-то чудом сумевшие понять смысл его отчаянного призыва.
40
Придя в себя, он обнаружил, что его вернули в камеру. Понять это ему удалось не сразу, потому что веки у него склеились от крови, ребра, похоже, были сломаны в нескольких местах, а все мышцы так измочалены, что он не мог пошевелиться.
И все-таки, лежа на полу без движения, страдая от невыносимой боли, зная, что вскоре его ждет неминуемая мучительная смерть, Траффорд чувствовал своего рода удовлетворение.
В каком-то смысле он победил. Он заявил свой протест. Он высказался, произнес две-три правдивые фразы в мире, где правда находилась вне закона. Мало того: он сделал это посреди стадиона Уэмбли, на Фестивале Веры! Четверть миллиона людей слышала его напрямую, и еще многие миллионы должны были услышать в эфире. Храм позаботился о том, чтобы сделать его выступление важнейшим общественным событием, и он воспользовался этим как нельзя лучше. Такое еще никогда никому не удавалось. Никто никогда не говорил правды на Уэмбли, и вряд ли это когда-нибудь произойдет опять. В стране, где каждый гордился тем, что он "личность", хотя на самом деле был лишь одним из гигантского стада баранов, он, Траффорд, сумел доказать свою уникальность. И кто знает, возможно, кто-нибудь прислушался к его словам. Возможно, кто-то в этой громадной толпе понял, что в них есть смысл, и задумался над ними. Даже если Траффорд заронил одно-единственное семечко сомнения в одну-единственную голову, можно считать, что его усилия не пропали даром. Он взял верх в борьбе с Храмом. Разве кто-нибудь другой может похвастаться тем же?
И это еще не все. Нет-нет, далеко не все! Он сохранил в неприкосновенности все свои драгоценные секреты. Его убьют, практически ничего о нем не зная. Им известно, что он сделал своему ребенку прививки, но этот секрет он и сам счастлив был разгласить. Зато им ничего не известно о его тайном мире, о его занятиях науками и историей, о его увлечении художественной литературой и удивительных фантазиях. Пожалуй, даже если бы они и узнали обо всем этом, то мало что поняли бы: слишком уж злобными и изуродованными были их собственные умишки.
Он ничего не рассказал им о гуманистах — ни слова! У этих невежд не хватило сообразительности даже на элементарную догадку о том, что человек, сделавший вакцинацию своей дочери, может заниматься и иными видами подрывной деятельности. Теперь подпольщикам уже ничто не грозит. Кассий мертв, но библиотека будет работать по-прежнему, а в свой черед откроются новые. Пока же как минимум уцелели другие его единомышленники. Макаллан и Тейлор. Коннор Ньюбери. И самое главное — Сандра Ди! Его молчание и мужество Кассия, лишившего себя жизни, спасли их всех.