— Пожалуйста, я угощаю, — сказал Кассий. — Мне очень нравится настоящий фалафель домашнего приготовления.
Удивленный дерзостью своего нового товарища, Траффорд позволил увлечь себя в здание. Первый этаж был залит водой; они поднялись но лестнице на второй и вошли в крохотный зал с тремя столиками, ни за одним из которых не было посетителей. Кассий выбрал место и жестом пригласил Траффорда сесть. Траффорд послушался, предварительно оглядевшись и подвинув свой стул так, чтобы оказаться спиной к камере наблюдения.
— Знаете, — небрежным дружеским тоном произнес Кассий, — я считаю, что если кто-то хочет быть незаметным, ему не стоит стараться быть незаметным.
— Я не... — но Траффорд понимал, что отпираться бесполезно: его маневр был слишком очевиден.
Кассий улыбнулся.
— Уж мы-то в нашем отделе знаем, что практически вся информация, которую собирают власти, так и остается неизученной. Да и как ее можно изучить? Мы все находимся под постоянным наблюдением. Для просмотра всего накопленного материала на каждого отдельного человека понадобился бы свой полицейский, и этому полицейскому некогда было бы даже выкроить часок для сна. Такую информацию подвергают проверке, только если к ней почему-либо привлечено внимание. Следовательно, лучший способ избежать проверки состоит в том, чтобы не привлекать внимания к своей персоне.
— Мы сидим в независимом кафе, дружище, — кисло откликнулся Траффорд. Он не любил, когда его учили жизни.
— Это не запрещено.
— Да, но в такие места ходят только нелегалы.
— Мы можем быть любопытствующими или репортерами в поисках материала для документального фильма. Да что там, даже полицейскими, которые ищут насильников, приехавших к нам из-за рубежа! Главное — сидеть спокойно и с достоинством. А вот если мы откровенно стремимся спрятать свои лица от камеры, тогда ясно, что у нас дурные намерения.
— Гораздо проще было бы пойти на ланч в "Фалафель-хаус", — сухо заметил Траффорд. Однако он слегка выпрямил спину и постарался выглядеть более непринужденно.
Кассий заказал две порции фалафеля с салатом.
— Вкусно? — поинтересовался он, когда Траффорд отведал принесенного блюда. Тот сморщился.
— Нет. Горько.
— Не горько, а своеобразно.
— А мне кажется, горько.
— Погодите, распробуете.
Траффорд отважился на вторую попытку, и теперь, когда его вкусовые сосочки немного адаптировались, нашел, что есть несладкую снедь непривычно, но вовсе не так уж противно.
— Да, — признал он, — вкус... любопытный.
— Без кукурузного сиропа, — пояснил Кассий. — Привыкаешь не сразу, но дело, по-моему, того стоит. Они готовят его сами — только турецкий горох и приправы. Здесь не считают, что фалафель должен быть сладким.
Траффорд снова тревожно огляделся по сторонам.
— Все должно быть сладким, — сказал он с излишним нажимом, словно рядом с ними находился кто-то третий. — Это же очевидно. Сладкое доставляет удовольствие. Значит, чем еда слаще, тем больше она нам нравится.
— Никто нас не слушает, Траффорд, — сказал Кассий. — Боже мой, вы ведь сами работаете в Государственном банке данных, ваша профессия — совать нос в чужие дела. Наверно, вы загрузили в свой компьютер уже миллиарды часов видеосъемок. Разве вы когда-нибудь просматривали или прослушивали эти материалы?
Траффорд улыбнулся. Тут Кассий был прав.
— Нет.
— Конечно, нет. И никто этого не делает. У нас не тысяча девятьсот восемьдесят четвертый.
— Восемьдесят четвертый? О чем вы говорите?
— Был такой год в Допотопную эру.
— Знаю.
— А еще это название книги.
Траффорд прищурился. Неужели его пытаются заманить в ловушку? О таких провокациях знали все. Новости были переполнены ими: юноши-полицейские, слонявшиеся по берегам канала живой приманкой для содомитов, наркодельцы, которые на поверку оказывались агентами по борьбе с наркотиками, и, разумеется, интернет-сайты обезьянолюдей — на них якобы приводились доказательства того, что жизнь на Земле существует уже много миллионов лет, но на самом деле все это спонсировалось Храмом и служило капканами для легковерных.
— Вы имеете в виду художественную... то есть, выдумку? — осторожно спросил он.
— Да, "Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый" — это история про общество, в котором...
— Мне плевать, дружище, — оборвал его Траффорд. —Я и знать не хочу! Писать романы — кощунство, а выдумывать — грех, потому что людей не могут создавать им подобные. Я человек верующий и знаю, что это под силу только Творцу.