— Траффорд, прошу тебя, не начинай. Нам нужно поспать. Кейтлин скоро придется кормить: она весь вечер провела на молочной смеси.
— Хорошо, я скажу по-другому. Тебе никогда не хотелось хоть что-нибудь понять?
— Я ложусь спать.
— Бог сотворил небо и землю. Бог сотворил нас. Бог хочет того, Бог хочет сего. Мы не знаем, как и зачем он все это сделал, нам не положено знать — так оно есть, и точка. Нам ничего не объясняют, вокруг одни чудеса. Дети рождаются, кто-то из них умирает — на то Божья воля, от нас ничего не зависит. Тебе не кажется, что все это выглядит как-то... ну, как-то...
— Как?
— Жалко?
Похоже, этого Чантория никак не ожидала от него услышать.
— Почему жалко?
— Я имею в виду, что мы... опускаем руки. Всё оставляем на милость Божью. Зачем, например, он нас создавал, если единственная наша задача — жить, веря в него, а потом умереть? Ты не считаешь, что это немножко... бессмысленно?
— Мне не нравится, когда ты так говоришь, Траффорд. Так говорят только психи. Наша обязанность здесь, на земле — хранить веру. А верить — значит признавать, что на свете есть кое-что побольше и поважнее нас, и я очень надеюсь, что это правда. Что тут жалкого?
— А может быть, я хочу в жизни чего-то другого, чего-то кроме веры?
— Кроме веры? И что же это?
Траффорд замялся в поисках нужного слова. Он знал, что такое слово есть, он слышал его в разных ситуациях, но придумано оно было именно для той ситуации, какая сложилась сейчас.
— Разум, — ответил он.
— И что он тебе даст, твой разум?
— Понимаешь, я хочу дойти до чего-нибудь своим умом. Хочу прийти к какому-нибудь выводу путем своих собственных рассуждений, а не потому, что мне кто-то его подсказал. Хочу отнять у Бога кусочек своей жизни.
— Траффорд, — с ужасом прошептала Чантория, — нельзя отрицать Бога! Тебя сожгут!
— Я вовсе не отрицаю Бога, — поспешно возразил Траффорд. Несмотря на все свои смелые речи, он был далек от желания выглядеть в глазах людей еретиком. — Разве нельзя совершать независимые поступки и при этом не отрицать Бога? По-моему, любой Бог, если у него есть хоть капля ума, должен был бы ожидать такого поведения от своих детей!
— Траффорд!
— Скажи, разве сама вера не ценилась бы гораздо больше, если бы к ней приходили через вопросы и сомнения? Какой прок в слепой вере? Честное слово, нетрудно утверждать, что ты веришь, если в противном случае тебя сожгут живьем. Но разве это значит, что ты веришь по-настоящему? Помнишь того хрисламита, которого мы сегодня видели? Вот у него была вера.
— Его чуть не забили на смерть. Ты хочешь, чтобы это случилось с нами обоими? Так, что ли? Тот человек был сумасшедший.
— Конечно, сумасшедший, раз на такое решился. Рисковать жизнью ради своей веры! Ты бы на это не пошла. И я тоже. Для нас вера — это то, во что нам приказано верить. Если бы отец Бейли заявил, что вишневая газировка — это кровь Дианы, мы бы стали молиться на нее без всяких возражений. Но тот человек..
— Которого чуть не убили...
—... тот человек пришел к своей вере вопреки тому, что ему говорили. Его вера была его собственной. Он обдумал что-то и стал действовать в согласии со своими выводами. Вот и я так хочу.
— Хочешь, чтобы тебя забили до смерти?
— Ты меня не слушаешь! Я говорю только, как было бы здорово поступать независимо! Обдумывать что-то самостоятельно! Решать, как себя вести, а потом выполнять свое решение. Разве это не было бы очень приятно?
— Вот уж не знаю! Никто никогда так не делает!
— То же и с прививками. Неужели не понимаешь? Я изучил факты, которые имелись в моем распоряжении, и пришел к определенному выводу.
— Какие еще факты?
— Раньше была такая наука — она защищала детей от детских болезней...
— Ты не можешь этого знать!
— О том и речь! Конечно, точно я этого не знаю. Это же не вера! Это не то, во что можно верить без оговорок. Это вывод, вот и все, — предположение, основанное на фактах, а именно на статистике смертности за пятнадцатый год Допотопной эры. Я пришел к нему независимо, путем собственных размышлений! Неужели это не кажется тебе хотя бы достойным внимания?
— Я не стану травить своего ребенка только из-за того, что у тебя появились собственные мысли.
— Чантория, — мягко сказал Траффорд не громче, чем было нужно для того, чтобы его голос не тонул в общем ночном шуме. — Ты умная женщина. Я знаю это, потому что мы прожили вместе почти два года, а брак может продержаться так долго, только если люди по-настоящему понимают и уважают друг друга.
— Траффорд, нам давно пора спать.