— Господь оставил нам этого ребенка, дабы показать, что надежда еще жива! — гремел с эстрады отец Бейли. — Нет, он нас не покинул! Он не умыл свои святые руки, бросив своих неразумных чад на произвол судьбы, хотя мы этого заслуживаем! Он по-прежнему с нами! Сегодня Мармеладка Кейтлин здесь — и это показывает, что любовь, которую Творец питает к своим неразумным чадам, не умерла! И наши дети тоже не умерли! Они продолжают жить! Они живут в раю и продолжают жить здесь, в этом ребенке!
Прихожане стонали и причитали, воздевая руки к небесам, а когда Чантория с Кейтлин возвращались на свое место, матери тянулись к ним, чтобы их коснуться.
По мере того как число жертв второй эпидемии росло, жители их небольшого района все чаще смотрели на Чанторию как на живую икону, окружая ее ореолом святости. Стали ходить слухи о якобы совершенных ею маленьких чудесах. Люди наперебой восхваляли ее великодушие и благие дела, стараясь показать, что и на них падает отсвет ее божественной славы.
— У нее что-то типа ауры, — захлебываясь, рассказывала соседям Незабудка. — Прямо сияние какое-то. Типа эманации духа, понимаете, что я хочу сказать? Нет-нет, я не шучу. У меня была дикая головная боль, и я решила выпить с Чанторией чашечку чаю, не потому, что она святая или еще чего-нибудь такое, а потому, что мы с ней подружки... и голова у меня прошла! Честное слово. Это она меня исцелила! Просто посидела рядом, и все! Ей-богу, я не выдумываю — правда, все как рукой сняло!
И подобных удивительных историй становилось все больше. Еда, употребляемая в присутствии Чантории, приобретала замечательный вкус, болячки заживали быстрее, кожа делалась гладкой, мягкой и менее подверженной старению. Объем груди увеличивался.
— Клянусь, у меня был третий размер лифчика, а теперь четвертый! Представляете? С ума сойти можно!
Все обитатели Башен Вдохновения то и дело бегали к Траффорду и Чантории, чтобы еще разок поглазеть на чудо-ребенка и хоть несколько секунд побыть рядом с его святой матерью. Сам отец Бейли завел привычку посещать их регулярно и частенько возлагал руки на грудь Чантории, дабы вернее почувствовать тепло Любви.
Траффорд держался в сторонке от всей этой суеты, довольный, что его не трогают. Его огорчало, что Чантория так легко позволила вскружить себе голову нелепой лестью, но он и не думал сетовать на то, что очутился полностью вне сферы се интересов. Чантория в нем больше не нуждалась. Мало того, она вообще не хотела его видеть. Конечно, она не стремилась к разводу, потому что они были избранной парой, и все же явно только и мечтала о том, чтобы Траффорд поменьше путался под ногами и не мешал ей наслаждаться благосклонностью Любви в одиночку. Ведь теперь у нее было столько друзей и отец Бейли был к ней так внимателен! Вдобавок присутствие Траффорда словно раздражало ее. И он догадывался почему: их связывала греховная тайна, о которой его жене хотелось поскорее забыть.
В итоге Траффорд получил возможность свободно распоряжаться своим временем — и очень кстати, потому что хлопот у него было по горло. Чем упорнее он размышлял о плане, который предложил Кассию и другим членам Сената, тем больше увлекался связанными с ним перспективами. Подумать только: правительство само будет оплачивать его подрывную работу! Эта мысль доставляла ему особое удовольствие. На первом этапе ему предстояло делать практически то же самое, что он и так ежедневно делал в Изразе на протяжении долгих лет: находить соответствия и писать абсолютно законные поисковые программы, единственное отличие заключалось в том, что раньше его деятельность была откровенно бессмысленной, а теперь от нее зависело все на свете. Он был воином, сражающимся против Храма, революционером, который старался раздуть пламя духовного восстания.
Каждый день, оставив Чанторию в обществе ее подруг, а также ее алкопопа, пирожных и шоколадок, Траффорд выходил с компьютером на лестничную клетку и принимался за дело.
"Привычка машинально рисовать", — напечатал он в специальной строке, нажал ввод и с удивлением обнаружил, что манера некоторых людей бездумно водить ручкой или карандашом по бумаге до сих пор вообще не рассматривалась в Изразе. На его экране появился стяг Храма, а за ним — голограмма с изображением ликующе вскинутого вверх кулака. Таким образом система сообщала Траффорду, что его идея признана новаторской и он будет поощрен за нее денежной премией и бутылкой шипучего вина.
Траффорд знал, что мощный центральный компьютер Госбанда уже трудится вовсю. Сначала он составит набор картинок, отвечающих словосочетанию "машинально рисовать". Проконсультируется с полицейской программой психологического анализа жестикуляции и мимики — так называемого "языка тела", — чтобы формализовать визуальные характеристики, позволяющие уличить человека в склонности к антисоциальному поведению. Затем, составив нужный профиль для изучения триллионов часов записей, сделанных веб-камерами и камерами скрытого наблюдения, он начнет искать кадры с людьми, рисующими что-то с рассеянным видом.