— Зачем вы меня сюда позвали?
— Хотел познакомиться с вами поближе. Мне показалось, что вы немножко... отличаетесь от других, вот и все.
— Мы все отличаемся от других; каждый из нас личность, сильная и прекрасная, уникальная и неповторимая.
— Да-да... но я не об этом, — ответил Кассий, и Траффорду впервые послышалось в его голосе легкое беспокойство. — Я имел в виду, по-настоящему отличаетесь. Я подумал, что у вас есть... секреты.
Траффорд сразу понял, что лицо его выдало.
— Пожалуйста, не волнуйтесь, — поспешил добавить Кассий. — Вы не единственный. У меня тоже есть секреты. Причем один из них — очень важный и интересный.
Траффорд пожал плечами, показывая, что готов слушать, но сам ничего не признаёт.
— Вы обвинили меня в том, что мне нравится показатель детской смертности, — продолжал Кассий.
— Да, обвинил.
Вдруг глаза Кассия вспыхнули гневом.
— А вам не кажется, что он нравится не мне, и правительству и Храму? Что они им вполне довольны? Что они не желают ничего менять?
— Я стараюсь вовсе об этом не думать.
— Черт побери, Траффорд! Пришла пора немного задуматься! — яростно воскликнул Каспий. — А еще вам пришла пора спросить себя, что можете изменить вы сами!
— О чем вы говорите? Что я могу изменить? Я буду молиться, и мы капнем ей на подушку лавандового масла, а еще...
— Молиться? Он будет молиться!
Траффорд был поражен. Никогда за всю свою жизнь он не слышал, чтобы это слово произносили с презрением.
— А знаете ли вы, — продолжал Кассий, — что болезни, которые убивают детей, можно предотвратить?
Траффорд знал одно: что ему надо немедленно уйти, поскольку разговор становится все более опасным и чреватым самыми печальными последствиями. Но он не ушел.
— Я... я знаю, что когда-то люди в это верили, — сказал он. — Но теперь нам известно, что то неправда.
— Это правда, — ответил Кассий.
— Откуда вы знаете?
Кассий заказал кофе.
— Эспрессо, — громко сказал он. — Без молока, без пенки, без сахара, и самое главное — никаких взбитых сливок и сладкого желе.
Им принесли две крошечные чашечки. Траффорд никогда не видел, чтобы в такие наливали кофе — его умещалось там не больше, чем в наперстке, — а сами чашечки были фарфоровые. Траффорд привык к тому, что кофе подают в литровых картонных стаканах.
— Ваше здоровье, — сказал Кассий, подняв свою чашечку с напряженной улыбкой, и добавил: — Если бы я был полицейским и по какому-то невероятному совпадению сейчас наблюдал за нами, я никогда бы не поверил, что человек, который собирается рискнуть жизнью, начав беседу на богохульственную тему, способен на такой неординарный поступок — заказать эспрессо, да еще безо всяких сладостей.
Траффорд мысленно признал его правоту и тоже поднял чашку. Затем, попробовав ее горькое содержимое, невольно скривился.
— Привыкнете, — уверил его Кассий.
У Траффорда не было настроения обсуждать кофе.
— Откуда вы знаете, что было время, когда дети умирали не так часто?
— Я знаю это, — ответил Кассий, — потому что я вакцинатор.
8
Конечно, Траффорд слышал о вакцинаторах. Это была зловещая тайная секта, практикующая темные искусства, корни которой уходили глубоко в Допотопную эру. Члены этого нечестивого братства калечили детей во имя древней и давно уже дискредитировавшей себя "науки".
— Вы колете детей отравленными иглами? — и ужасе прошептал Траффорд.
— Я предпочел бы слово "прививать". Да, именно это я и делаю, когда могу. Если возникает такая возможность и если у меня есть вакцина. Много больших здоровых семей, члены которых иозносят хвалу Господу, на самом деле обязаны своим счастьем мне и моим товарищам. Мы выискиваем тех, кто, на наш взгляд, способен мыслить самостоятельно и у кого должно хватить решимости помочь своим детям выжить. Вот для чего и обратился к вам.
— Но почему... почему ко мне?
— Я некоторое время наблюдал за вами, — ответил Кассий. — Как я уже говорил, мне показалось, что у вас есть секреты.
Траффорд промолчал.
— Вы ведь потеряли ребенка, верно? — продолжал Кассий. — Ласковую Голубку. Ее сгубил столбняк?
— Да. А кто из нас не терял ребенка?
— Вы очень трогательно об этом писали. Я читал архив вашего блога. Это прекрасно, подумал я, хоть и горько. Полагаю, у вас нет желания вновь пережить такой удар.
— Вы хотите сделать прививку моему ребенку?
— Это мой долг. Я поклялся спасать детей. Эту торжественную клятву приносят все вакцинаторы.
— Я обязан донести на вас в полицию, — сказал Траффорд.
Каждый знал, что вакцинация — не более и не менее чем посягательство человека на исключительное право Бога вершить судьбы. Храм разрешал лечить болезни, поскольку это было всего лишь реакцией на Божье соизволение, но в основе вакцинации лежала идея о том, что можно предвидеть Божьи планы и изменить их. Предотвратить то, что предопределено. Конечно, это была самая настоящая черная магия. Только Бог мог знать будущее и только он мог творить будущее. Иммунизация же детей, равно как и взрослых, была очевидной попыткой ограничить Бога в его выборе, обмануть его, а потому не могла не считаться кощунственной. Для последователей этого культа Храм приберегал свои самые пламенные обвинительные речи.
— Вы будете не первым, — грустно сказал Кассий. — Многие мои братья и сестры навсегда исчезли в подвалах инквизиции, потому что об их деятельности сообщили те самые родители, которым они пытались помочь. Некоторых растерзала или сожгла толпа. С точки зрения общества, вакцинаторы — враги веры, а значит, именно так с ними и следует поступать. Любопытно, не правда ли?
— Любопытно?
— Видите ли, очень похожие научные методы вполне законным образом применяются в том, что осталось от медицинской практики. Особенно в имплантационной хирургии. Что такое лекарства, препятствующие отторжению чужеродной ткани, если не своего рода иммунизация организма? Разве косметическая медицина — не попытка переиначить божественные планы? Однако бьютификация, как вам известно, есть моральный долг каждого существа женского пола.
Траффорд пожал плечами. Он привык к изобилию противоречий в учении Храма.
— Разумеется, все это обычное лицемерие, — продолжал Кассий. — Лично я убежден, что старейшины из Верховного совета пользуются вакцинацией, чтобы предохранить от болезней членов своих семей. И до них в истории было полно деспотов, которые втихомолку наслаждались вещами, запретными для их подданных.
— Но вакцинация не дает никакого результата, и никогда не давала, — запротестовал Траффорд. — Я знаю это, потому что изучил вопрос достаточно хорошо.
— Так значит, вы ею интересовались?
— Я ее прогуглил. Признаю. Еще в Допотопную эру люди начали сознавать, что вакцинация детей порождает больше проблем, чем призвана решить.
— Согласен, так действительно думали.
— Я читал статьи об этом. Чего она только не вызывала, от аутизма до ожирения. Так что от этой практики отказались еще до Просвещения. До основания Храма.
— Верно. В ту счастливую пору, когда детской смертности почти не существовало, люди и впрямь были настолько развращены, что по своей лени и тупости отвернулись от вакцинации. Накануне Потопа и прихода так называемого Просвещения даже умные люди полагали, что в ней есть нечто подозрительное. Конечно, они были абсолютно неправы.
— Да почем вы знаете?
— Просто чувствую, — с улыбкой ответил Кассий. — Такова моя вера.
Ответить на это было нечего. Чувства всегда признавались законными. Даже во время этой чрезвычайно опасной беседы социальные инстинкты Траффорда не позволяли ему оскорбить Кассия, выразив сомнение в правомочности его чувств.
— Я спасаю детей, Траффорд, — сказал Кассий твердым, ясным голосом. — И почти наверняка могу спасти вашего ребенка. В то время, когда вакцинация была принята повсеместно, в период ее рдсцвета в третьей четверти двадцатого столетия Допотопной эры, все общество признавало ее необходимость, и в младенчестве умирало не больше одного ребенка из тысячи.