В эти минуты он и действительно ощущал Ли Тхау именно как любимую женщину — родную, единственную. И был, вероятно, недалек от истины…
Ник стискивал в объятиях горячее тело Ли Тхау — и почувствовал, что его мужская сила постепенно начинает давать о себе знать. Кажется, и Ли Тхау почувствовала происходящее с его организмом: дыхание ее стало более учащенным, она плотнее прижалась к Нику. А он принялся обнажать желанную плоть девушки, чтобы утолить ею свою печаль.
И вот уже совершенно обнаженная Ли Тхау лежит на нем. Никогда прежде они не занимались любовью в хижине, — но сейчас Нику было уже все равно: пусть слышит кто угодно стоны их страсти и звонкие шлепки распаленных тел…
Он вошел в нее так властно и сильно, что девушка вся затрепетала, задрожала, покоряясь своему властелину. А Ник одним рывком подмял ее под себя и, разведя ножки Ли Тхау до отказа, врубился во влажное, ждущее лоно девушки со всей мощью, на которую только был способен. Через пару минут ее тихие стоны перешли в отрывистые повизгивания, а Ник только наращивал свой бешеный напор, стараясь посильнее обрушиваться на девушку всем телом — чтоб громче была неистовая музыка страсти. Пусть их услышат, пусть: знайте, как сумасшедше может любить белый мужчина. И если бы даже ему пришлось сейчас овладеть Ли Тхау прямо на площади, перед глазами многочисленной толпы, — он бы не смутился, не заколебался: смотрите все, как я ее деру, смотрите, смотрите! Ему мнилось, будто не просто девушка корчится и взвизгивает под ним, — это саму судьбу-обманщицу он раскорячил, всаживая в стервозное ее чрево свое грозное орудие. Получай, сучка, получай — за все обиды и потери, за все свои жестокие проделки, я распорю тебя надвое, я накачаю тебя своим семенем так, что оно полезет у тебя изо рта, из ушей, ты будешь просить меня о пощаде, а я буду продолжать насиловать тебя без жалости и сострадания. А по щекам Ника продолжали катиться яростные слезы…
Он грубо мял маленькие грудки Ли Тхау, — казалось, они лопнут сейчас и из них брызнет терпкий сок, он до отказа заламывал ее тонкие руки, словно стремясь выдернуть их вон из плечей, он настойчиво тискал ее твердый зад, пытаясь разорвать ее ягодицы, будто плод абрикоса, и чувствовал, как все более увеличивается и твердеет орудие его мести судьбе.
— Ньик, Ньик… — жалобно, словно щеночек, проскулила Ли Тхау.
И тогда он выдернул из нее свой разъяренный жезл и, скользнув по нему пальцами, подивился на небывалый прежде его размер.
Возможно, девушка полагала, что Ник от нее отступился, — но это было отнюдь не так. Он мгновенно поставил Ли Тхау на колени, пригнув ее голову к циновке так, что потная истисканная попка девушки круто вздыбилась, — и с ходу ворвался в узкий анус. Ли Тхау издала хриплый вопль — он отозвался глухим рыком и продолжал насаживать мятую задницу на свой озверевший скипетр. Удары были столь сильны, что, казалось, любой из них может выбросить Ли Тхау вон из хижины, но Ник цепко держал ее стройные бедра, не давая им уйти от сладкой казни.
— Ньи-ик…
Голосок Ли Тхау перешел уже в хрип, но его орудие не знало устали и продолжало бесноваться в теле девушки.
— Ньик!.. Ньик!.. Я люблю тьебя…
И эти слова из воспаленного рта заставили его содрогнуться всем телом — и наступила развязка.
Безудержный агрессор вырвался из тесного плена — и горячие струи спермы ударили, словно из огнемета, густо орошая тело девушки от ляжек до макушки, тоненькими ручейками стекая со спины по бокам. И Ник, обессиленно рухнув на эту липкую истерзанную плоть, вдруг подумал: «Вот как мы могли бы покорить Вьетнам…» — и тут же провалился в забытье.
Он очнулся оттого, что проказливый язычок Ли Тхау маняще ласкал пальцы его ног. Вот он двинулся вверх по щиколотке, миновал колено, вот, скользнув вдоль бедра, принялся плутать во влажных волосах паха. И вот робко и осторожно коснулся символа власти белого повелителя…
— Шельма ты моя, — разнеженно прошептал Ник, чувствуя, как поднимается в нем новый приступ желания.
Скипетр вновь горделиво вздыбился и вошел в нежный ротик девушки.
— Целуй его, Ли Тхау, соси его, заглоти его по самую глотку…
Ник чувствовал себя так, будто плывет по зыбкому морю, плавно покачиваясь. Волны становились все круче и круче, колыхаясь в ритм сердцу, вот это уже почти шторм — и вот наконец его словно бы швырнуло вверх, к ослепительному солнцу, вспыхнувшему в сознании…
Потом они долго лежали рядом, лишь чуть соприкасаясь бедрами, и молчали. Говорить теперь было уже не о чем.
Когда Ник услышал голоса первых утренних птиц, Ли Тхау зашевелилась, поднялась на ноги. Сейчас она уйдет — уйдет навсегда…
— Подожди, Ли Тхау…
Нику хотелось оставить Ли Тхау хоть какую-нибудь память о себе — и он протянул ей свой солдатский медальон. Пальцы девушки бережно приняли подарок. И нежные губы прильнули ко лбу Ника. И — шелест одежды, звук уходящих ног. И теперь уже только птицы щебечут, встречая рассвет…
Разбудил Ника Фу Чанг.
— Пора, тебе ехать.
— Хорошо, — кивнул Ник. — Я готов.
Старик помолчал.
— Прими от меня вот это, — вымолвил он наконец. — Тебе пригодится.
И в ладонь Ника легло что-то твердое и продолговатое. Он ощупал предмет: то была крепкая трость.
— Спасибо, Фу Чанг.
— Там есть секрет, — сказал старик. — Выдвини до отказа рукоять.
Ник последовал его совету — и из трости выскользнуло узкое длинное лезвие тесака. Он привычно взмахнул им — оружие с тихим свистом рассекло воздух.
— Ну, большое тебе спасибо, старина, — улыбнулся Ник. — Да только с кем мне там драться?
— Будешь точить карандаши, — с неожиданным для него юмором отозвался Фу Чанг.
— И то дело, — засмеялся Ник.
Послышались шаги. Нет, то ступали не легкие тапочки крестьян — тяжелые солдатские башмаки попирали землю.
— Да, вот уже и совсем пора, — кивнул Ник и вставил лезвие обратно в трость.
«Хорошо входит, плотно — будто в…» — мелькнула у него скабрезная мысль.
Нужно было идти.
А дальше было уже неинтересно: пересыльный лагерь, освобождение, дорога домой…
Ник Паркер оторвался от воспоминаний и сильно потер лицо ладонями. Ладно, пора уже и на работу. Не забыть бы еще посуду помыть…
— Алло, меня зовут Алина, — раздался в трубке женский голос — визгливый и раздраженный.
Ник Паркер тяжело вздохнул, предусмотрительно немного отодвинув трубку в сторону: надо же, как орет. Это был уже пятый звонок за смену — и все собеседницы, как назло, были жутко злы на своих партнеров. Просто диву даешься, сколько мужиков абсолютно бездарны в постели! А ты тут слушай этих истеричек да старайся подбирать соответствующие утешения.
— Слушаю вас, — вежливо сказал он.
Алина на том конце провода немного отдышалась и начала:
— Это невозможно! Когда я только познакомилась с ним, он обещал, что повезет меня в горы и мы будем жить в маленьком бунгало, только вдвоем, и будет гореть камин по вечерам! А сам…
Ее голос сорвался, в трубке послышались частые всхлипывания.
— Успокойтесь, Алина, не стоит так расстраиваться, — сказал Ник, стараясь придать голосу всю возможную мягкость. — Я — Мистер Доверие, и я постараюсь помочь вам. Такая красивая женщина не должна плакать.
Эту расхожую фразу Нику приходилось произносить довольно часто: он знал, что в большинстве случаев она действует практически безотказно.
Так произошло и на сей раз.
— А откуда вы знаете, что я красива? Почему вы так думаете? — удивилась Алина.
— Ну это же ясно по голосу, — уверенно сказал Ник. — Уж мне-то вы можете поверить.
— Да? А он говорит, что я всего лишь смазлива — и только…
Ее голос звучал еще прерывисто, но чуткое ухо Ника уже уловило в нем кокетливые нотки.
— Ну, зачем же так ему верить. Мне-то виднее, — подбодрил собеседницу Ник.
— Да я теперь вообще ему не верю! — вновь взорвалась Алина. — Он подлый обманщик!
— А не слишком ли вы суровы у нему? Надо же быть в чем-то и снисходительной…
— Снисходительной? К этому ублюдку? Если бы вы знали, что он из себя представляет…