А узкоглазые хлюпики со скрученными за спиной руками тут ни при чем. Разве способны были бы они убить здоровяка Стива Кросби, прошив его широченную грудь полудюжиной пуль? Разве под силу было б им оставить без обеих ног Фила Смита, весельчака бейсболиста из Чикаго? Убивали и калечили джунгли. Они и были врагом.
Прежние войны были, наверное, как-то очевиднее, что ли. Более понятными. Например, когда бились Север с Югом на той далекой, на гражданской. Потом войска начали все глубже и глубже зарываться в окопы и блиндажи, — но все же оставались ведь еще и штыковые атаки, и рукопашные схватки. Теперь же приходилось воевать с невидимками — и похоже было это вовсе не на войну, а на какую-то странную игру с причудливыми и до конца не понятными правилами: что-то вроде пряток со стрельбой. И только жертвы напоминали о том, что никакая это не игра…
Впрочем, смертей в их взводе было немного. Они обслуживали склад боеприпасов, а потому попадать под огонь приходилось нечасто. Постоянно, правда, мерещилось, что достаточно одной случайной пули — и все взлетит на воздух к чертовой матери, но это была иллюзия: боеприпасы укрывались самым надежным образом и реальная опасность грозила только от собственной халатности. Самое хлопотное в этой службе было — передислокация: погрузка, марш по джунглям под усиленной охраной, а затем — устройство новой базы. Но такое случалось нечасто.
Будничная служба была довольно монотонной: дежурства, оборудование укрытий. Больше приходилось орудовать лопатой, чем винтовкой. Склад опоясывала сеть траншей, тут и там были натыканы дзоты: хорошо хоть, земля мягкая. Ник ненавидел эту землю: черную, вязкую, пропахшую болотом землю джунглей. Они называли себя «лопатными солдатами» — все основания были для такого самопрозвания. Кожа на ладонях задубела от мозолей, и самая популярная шутка была такой: «Что будешь делать, когда домой вернешься?» — «Пойду работать землекопом».
Но физические нагрузки — отнюдь не самое трудное. Шел месяц за месяцем — и постепенно Ник явственно стал ощущать, что и душа его словно бы покрылась мозолистой коркой, что никогда уже не вернется светлая юношеская наивность и угрюмая печаль навсегда поселилась в сердце. И причиной тому — именно эти треклятые джунгли, по-вампирски тебя высасывающие. И с его товарищами по взводу происходило то же самое — Ник знал наверняка, хотя вслух об этом никто никогда не говорил. Да и как скажешь, как объяснишь такое сложное, трудноуловимое ощущение — что-то на грани мистики…
А может быть, сказывалось то, что рядом постоянно бродила старуха Смерть и ее пронзительный голос вторил крикам ночных птиц. Вот бы пристрелить ее, старую суку…
Но в тот день ни о чем таком не думалось: ведь скоро домой и — «зарою свой автомат там, где цветущий сад», как в одной песенке поется. Замечательный повод для того, чтобы хорошенько нарезаться, разве не так?
В блиндаже было душно, распаренные парни сидели без рубашек, и их крепкие тела лоснились от пота. Пойло было отвратительное — вьетнамская рисовая водка, которую контрабандой привозили шоферы. Но привередничать не приходилось.
Напротив Ника сидел его закадычный дружок Фрэнк Дэвероу и усердно занимался естествознанием: прижав спичечным коробком крупного черного таракана, обильно поливал бедное насекомое водкой. Таракан скреб лапками, дергал усами, явно недовольный алкогольным душем.
— Да отпусти ты его, — сказал Ник. — Зачем мучаешь животное?
— А ни хрена, — пьяновато отозвался Фрэнк. — Пусть глотает, тварь этакая. Должен же он сдохнуть от такой гадости.
— Ты-то не дохнешь, — резонно заметил Ник. — А ведь сколько галлонов уже выдул…
— Я — ч-человек. Мне положено, — туманно ответил Фрэнк, продолжая потчевать таракана.
— А я когда маленький был — тараканов боялся, — подал голос сержант Сэм Коллинз. — Думал почему-то, что они по ночам кровь сосут.
— А у меня корешок был — негр. Так он тараканов ел, — поделился Фрэнк.
Чернокожий Джо Баксли неодобрительно хмыкнул.
— Щелкал их, будто тыквенные семечки, — продолжал Фрэнк, не обращая внимания на реакцию Джо. — Только крылышки сплевывал.
— Тьфу, гадость! — поморщился Коллинз. — Прекрати, Фрэнк! Нашел тему…
— Да уж… — буркнул Баксли.
— Ну уж и гадость… — не согласился Фрэнк. — Откуда ты знаешь — разве пробовал? Может, они сладенькие. На, Джо, закуси.
— Кретин! — взорвался Джо.
— Ладно, Фрэнк, увянь ты, ей-богу, — урезонил приятеля Ник.
— Ну, не хотите — не надо, — сделал обиженный вид Фрэнк и отпустил таракана.
Тот зигзагами двинулся через стол.
— Ха, гляньте-ка: окосел, бедняжка! — довольно заржал Фрэнк.
— Да и ты, кажется, тоже, — неодобрительно заметил Коллинз.
— Да брось ты, сержант. Не гони волну, — отмахнулся Фрэнк. — Тебе небось просто завидно, что я сейчас туту — и домой, а тебе еще годик тут трубить.
— Ну вот еще — завидно. Может быть, мне тут правится, во Вьетнаме.
— Ого, ты и пошутил! У нормальных людей в печенках сидят эти вонючие джунгли! А ему, видишь ли, нравится! Большой ты оригинал, как я погляжу.
— А вот и нравится! — упрямо повторил сержант Коллинз. — Самое подходящее место для настоящего мужчины.
— Неужели? — изумился Фрэнк. — А по мне, самое подходящее место для настоящего мужчины между ножек у такой вот милашки.
И он ткнул пальцем в прикнопленную на стене блиндажа журнальную страницу из «Плейбоя», на которой вольготно раскинулась голенькая блондиночка.
— Хотел бы сейчас такую, сержант, а? — скорчил Фрэнк скабрезную физиономию.
Коллинз скривился:
— При чем здесь вообще бабы?
— Так-так-так! — оживился Фрэнк. — Так ты у нас гомик, что ли?
Он явно опьянел, глаза его затягивала мутноватая поволока, лицо было покрыто меленькими капельками пота.
Сержант было приподнялся с места, но сидящие рядом ребята из взвода придержали его.
— Кончай, Фрэнк, — сказал Ник. — Что тебе неймется? Чего цепляешься попусту?
— А что я такого сказал? — удивился Фрэнк. — Ну и так что ж такого, что гомик? Это бывает, тут ничего зазорного нет. Я против гомиков ничего не имею, честное слово. И если кому-то угодно обижаться…
— Фрэнк!
— Все-все, молчу, — покорно согласился Фрэнк. — Я вот только не пойму, что ему может нравиться в этой чертовой дыре. А, сержант?
— Действительно, — поддержал кто-то Фрэнка. — Если человек не мазохист, то…
— При чем здесь — мазохист? — холодно сказал сержант Коллинз.
Он медленно вытащил из-под скамьи винтовку.
— Эй-эй! — предостерегающе сказал Фрэнк. — Ты давай-ка не шали…
— Не бойся, Дэвероу, — усмехнулся Коллинз.
Он провел пальцем по зарубкам на прикладе М-16 — их было около десятка.
— Когда я уезжал сюда из Миннесоты, — медленно продолжал сержант, — то дал себе зарок: убить не меньше двадцати пяти косоглазых. Но пока не выполнил свой план и наполовину. А свое слово надо держать — особенно если дал его сам себе. Вот так-то, Фрэнк.