— Ты мне все отобьешь! — взвизгнул от боли Мак-Реди.
— А тебе это больше все равно не понадобится, — резонно заметил Фрэнк.
— Ладно, ребята, пошли отсюда. Уж очень тут дует, — зябко поежился Ник Паркер.
Из разбитого окна и впрямь пронзительно тянуло свежим горным воздухом.
— Вот так всегда с междугородными автобусами: обязательно очереди… — недовольно проворчал Фрэнк.
Он бережно обнимал Билли за плечи.
— Ничего, папа, зато сейчас поедем! — радостно отозвался мальчик. — Как же я хочу посмотреть Диснейленд!
— Завтра будем там, малыш, — улыбнулась ему Энни. — Недолго уже ждать осталось.
— А ты была в Диснейленде? — полюбопытствовал Билли. — А, Энни?
— Нет, никогда.
— Ну да? — поразился мальчик. — Как же так? Если бы я был взрослым, каждую неделю туда бы ездил! Ну, может, не каждую, но раз в месяц обязательно. Дядя Ник, а вы были?
— Нет, Билли, — покачал головой Ник Паркер. — Как-то не пришлось.
— Вот и хорошо! Так даже интересно: все там будем в первый раз, кроме папы.
— Ну, я уже давно был, совсем маленький, ничего и не помню, — признался Фрэнк.
А Ник Паркер, машинально вслушиваясь в суету автовокзала, с грустью думал о том, что зря он поддался уговорам и согласился на эту поездку. Он чувствовал себя явно лишним: зачем мешать этой славной троице? Им сейчас нужно привыкать друг к другу, притираться, чтобы стать потом хорошей дружной семьей. А он-то тут при чем? Во взаимоотношениях с людьми всегда нужно знать меру, не злоупотреблять их симпатиями и доверием… Тем более Фрэнк и Энни, судя по их интонациям, почти полностью поглощены друг другом. А Билли? Ну что ж Билли. Мальчишке нужно быть с отцом, и зачем тут будет еще путаться какой-то Ник Паркер? У Фрэнка и так проскальзывает некоторая ревность в отношении сына, когда Билли то и дело вешается Нику на шею.
Он повертел своей новой, непривычно легкой тростью. В полиции ему так и не отдали его клинок, изрядно потянув волынку, заставив заполнить кучу дурацких бумаг. Жалко — все-таки память о Вьетнаме… Хотя, с другой стороны, оно, возможно, и к лучшему: уж больно изрядным количеством крови был отягощен тот клинок. Все, что ни делается, к лучшему — будем так считать. Да и навряд ли ему теперь когда-нибудь понадобится оружие. Надо снова засесть дома и, может быть, действительно приняться за книжку: вдруг и впрямь что-нибудь путное получится…
Ник поймал себя на том, что ему, конечно, хочется остаться с ними: с Фрэнком, с Билли, с Энни. Иначе впереди опять маячит одиночество, привычное повседневное одиночество. И голоса в телефонной трубке: капризные, боязливые, нахальные, плачущие… И бубнение невидимого телевизора дома… Ник невольно передернул плечами: да, все это знакомо уже на протяжении многих лет.
Но с другой стороны, чего же ты хочешь: такова твоя доля, твой удел, и не нужно строить иллюзий, будто бы может быть по-иному. У каждого в этой жизни своя колея — и тебе ли не знать этого, Мистер Доверие? Так вот и катись по ней, и не ропщи на судьбу: она к тебе достаточно благосклонна. Ты жив, голова при тебе — чего же еще надо? Сумеешь вывернуть куда-либо еще, в какую-то иную действительность — ради бога. Вот только не надо никому на хвост садиться, быть обузой.
И тут Ник вздрогнул от неожиданного легкого прикосновения к плечу.
— Что с вами, Ник? Вам нехорошо? — участливо спросила Энни.
— Нет-нет, все в порядке, — пробормотал он, застигнутый врасплох.
Нет, не нужно ему этого участия, этой жалости. Мужчина не должен показывать своей слабости. Доживай свой век одиноким волком и не навязывай себя другим. Вот так — и только так.
Ох, как не хочется сейчас объясняться с ними… Начнутся уговоры, упрашивания. Им ведь только кажется, что Ник Паркер необходим им сейчас. Достаточно ему пропасть из поля зрения — и забудут почти сразу же. Нет, Билли, тот, конечно, не забудет… Но тем не менее у мальчика будет своя жизнь, в которой нечего делать слепому вьетнамскому ветерану. Нужно ускользнуть от них незаметно, как бы случайно. Потом можно будет объясниться по телефону или в письме: наговорил на кассету, запечатал в конверт — и пусть слушают на здоровье. Получать от них открытки к Рождеству…
— Я думаю, что мы можем купить хороший домик с садом взамен нашего нынешнего жилья, — говорил в это время Фрэнк, обращаясь к Энни. — Добротный такой домик на три спальни, верно?
— Зачем нам три спальни, Фрэнк?
— Как это зачем? А для гостей?
Вот-вот: и приехать к ним в гости как-нибудь через год-полтора. А пока — не надо мешать: каждому свое.
— Папа, а на Гавайи мы съездим? — щебетал счастливый Билли.
— Почему именно на Гавайи?
— А там на волнах катаются на досках! Громадная такая волнища, и прямо поверх нее — фьють! А ты никогда на доске не катался?
— Нет, не приходилось…
— Вот вместе и научимся!
— Я боюсь, Энни будет за нас переживать, — уклончиво сказал Фрэнк.
— Энни, ну, Энни, ты же разрешишь нам с папой покататься на волне?
— Ну, смотря какая волна, малыш…
«Они беседует уже как настоящая семья, — подумал Ник. — Вот и чудесно…»
— Ага, наш автобус! Ура! — завопил Билли. — Вперед, в Диснейленд!
Очередь подалась к подошедшему автобусу, а Ник тихонько отступил в сторону. Из его пальцев выскользнул прямоугольник билета и лег на асфальт.
«Ну все, прощайте, — мысленно сказал он. — Счастливого вам пути…»
Фрэнк и Энни уже прошли в салон. А Билли, поднявшись на одну ступеньку, оглянулся и увидел удаляющуюся спину Ника.
— Дядя Ник!
Услышав крик мальчика, Ник прибавил шагу.
— Дядя Ник, куда же вы?
Билли сломя голову бросился вдогонку и, запыхавшись, схватил Ника за рукав:
— Куда же вы? Дядя Ник, мы ведь все вместе едем! Подождите…
— Ты знаешь, ты поезжай, — с трудом выговорил Ник. — Поезжай, Билли…
— А вы? — отчаянно вскрикнул Билли.
— Прошу тебя, возвращайся к отцу, — сказал Ник, стараясь, чтобы его голос звучал твердо.
— Но мне вы нужны — как же так? — растерянно пролепетал мальчик.
Нику казалось, что каждое слово царапает ему горло, будто наждаком:
— Извини меня, Билли. Ты знай, что я очень люблю тебя. Но я прошу тебя, окажи мне одну услугу: возвращайся, пожалуйста, к отцу. Ну, иди… Ты опоздаешь на автобус.
Он осторожно высвободил рукав из пальцев мальчика и шагнул прямо на мостовую, не обращая внимания на поток машин.
Маленькое сердечко Билли сжалось от горя. Он видел, как высокая фигура дяди Ника невредимо проходит меж снующих автомобилей, вот ее заслонил грузовик…
— Дядя Ник!
Но на той стороне улицы уже никого не было. Ник быстро сбежал по каменной лестнице, уходящей под мост, и торопливо зашагал прочь.
— Дядя Ник! — послышался крик откуда-то сверху.
Это свесившийся с парапета моста Билли отчаянно размахивал руками, как будто Ник мог его увидеть.
— Вы мне нужны, дядя Ник! Не уходите!
Но Ник не замедлял шага.
— Дядя Ник, подождите! Ловите!
Он невольно остановился и даже не по звуку, а, скорее, интуитивно среагировал, поймав в воздухе какой-то маленький твердый предмет. Это был деревянный слоненок с вырезанными на животике буквами.
— Дядя Ник, мне будет не хватать вас!..
За спиной Билли затормозил автобус, из которого поспешно выскочил Фрэнк.
— Что такое, сынок? И куда подевался Ник?
Билли повернул к отцу мокрое от слез лицо и тихо вымолвил:
— Все нормально. Поехали, папа…
И крепко взял его за руку.
…Ник шел по улице, как во сне. В руке его крепко был зажат деревянный слоник. Колкий комок упорно подступал к горлу.
Тут его трость задела за стенд с газетами — такие обычно выставляют на тротуар перед лавками. Помедлив, Ник зашел внутрь и обратился к продавцу:
— Скажите, у вас есть темные очки?
— Какая форма оправы вас устроит?
— Спасибо, мне все равно…
Выйдя из лавки, он надел очки. И только тогда позволил себе заплакать.
Ник Паркер не плакал очень давно. И не хотел, чтобы кто-нибудь видел его слезы.