Ник почувствовал, что его слегка затошнило. Какая все-таки гадость эта рисовая водка.
— Тебе, Коллинз, надо было бы идти в авиацию, — сказал он. — Поливал бы с воздуха напалмом — и никаких проблем.
— Ну вот еще! — возмутился Коллинз. — Напалмом — это развлечение для маменькиных сынков. Это все равно что охотиться в курятнике с пулеметом. Мне бы в штурмовую группу, а не торчать на нашем дурацком складе, где не дождешься приличной заварухи.
— Нам и здесь доводилось попадать в переделки.
— Ерунда! Разве это настоящие бои!
— Ага, ему хочется повоевать врукопашную — чтобы желтомордые ему яйца оторвали. Они ему все равно без надобности, — продолжал валять дурака Фрэнк.
— Мне надо исполнить свой зарок — вот и все, — упрямо сказал сержант.
У Ника стало скверно на душе. Все они относились к войне, как к повинности, как к неприятной обязаловке, от которой не удалось отвертеться. Да, стреляли. Да, убивали. Но относиться к этому мерзкому делу так, как Коллинз… Что за дурацкий зарок? Ведь убивая других, ты постепенно убиваешь себя — так было, так будет, и никакая война тут служить оправданием не может. Ник не знал, скольких он убил здесь, во Вьетнаме, но чувствовал, что пережитое необратимо изменило его. Чтобы понять это отчетливее, нужно вернуться на родину, в привычную обстановку: вот тогда-то и скажется явственно разница между тобою прежним и тобою теперешним, вот тогда-то, возможно, и завоешь от тоски по утерянной наивности и будешь кусать по ночам подушку от сознания невозможности вступить в ту же реку — ведь не та она уже, не та, воды ее подкрашены кровью.
— Ладно, — махнул рукой Фрэнк. — Ты тут исполняй, чего хочешь, а мы — домой, девочек трахать. И пить нормальное виски. Верно, Ник?
Ник рассеянно кивнул.
— Я, как только вернусь, куплю сразу ящик хорошего ирландского виски, — вдохновенно мечтал Фрэнк. — Ты любишь ирландское виски, Ник?
— Я предпочитаю «Катти Сарк», — сдержанно ответил Ник. — С такой зеленой наклейкой, знаешь?
— Ну еще бы! Но я все-таки по ирландскому ударю. И пока весь ящик не выпью — с места не встану, вот честное слово, ребята!
— А как же девочки, Фрэнк? — поинтересовался Баксли. — Ты про них забыл, что ли?
— А я буду драть их, не отходя от ящика! Он будет стоять у меня в изголовье постели. Так что ты за меня не волнуйся — я своего не упущу. Установлю себе норму, как Коллинз: натянуть двадцать пять девок!
— А за какой срок? — осведомился Баксли.
— Срок? — переспросил Фрэнк. — А срок тоже будет — двадцать пять дней. В день по телке.
— Но тогда виски кончится раньше, — кротко заметил Ник.
— Да? Вот дьявол — действительно… Ладно, придется драть их по две-три сразу, — нашелся Фрэнк.
— А ты потянешь?
— Еще бы — после такого-то воздержания! Да я их на куски рвать буду!
— Жалко мне тебя, Фрэнк, — сказал Баксли.
— Это почему же? Не бойся — не надорвусь, — заявил Фрэнк, залихватски опрокинув в себя очередную порцию отвратительной водки.
— Да я не о том… Видишь ли, приятель: раз ты размечтался о куче девок — значит, тебя дома толком никто не ждет. Никому ты там не нужен. Иначе бы ты так хвост не распускал, Фрэнк.
Фрэнк опешил.
— Можно подумать, тебя кто-то ждет, — сказал он несколько растерянно.
— А вот это тебя не касается, — отрезал Джо Баксли. — Не твоего это ума дело.
Фрэнк побагровел. Заметив, что дело может принять нехороший оборот, Ник толкнул приятеля в плечо:
— Слушай, пойдем-ка отольем, Фрэнк.
Тот послушно встал и побрел вслед за Ником к выходу из блиндажа.
Свежий ночной воздух слегка отрезвил их разгоряченные головы. В воздухе стоял оглушительный треск цикад — шум от них стоял, словно на лесопилке.
— Не отходи далеко — еще, чего доброго, на змею наступишь, — предупредил Ник.
— Сволочь какая этот Джо, — угрюмо бурчал Фрэнк, орошая из своего шланга вьетнамскую землю. — «Никому не нужен…» Что он вообще знает? Пусть жрет своих тараканов и не вякает, кретин вонючий.
— Да брось ты, — урезонил его Ник. — Не обижайся. Двадцать пять девок и ящик виски — это совсем неплохо. Утомительно, правда…
— Я ему сейчас морду разобью, этому подонку, — продолжал ворчать Фрэнк.
— Уймись. И ширинку застегни.
— Чтобы он знал, этот Баксли, — долдонил Фрэнк, приводя в порядок свои штаны. — Думает, если он черный, то я постесняюсь врезать ему по харе?
— А что, разве тебя кто-нибудь ждет? — спросил Ник, чтобы отвлечь друга от кровожадных мыслей. — Ты мне об этом ничего не говорил.
— Ждет — не ждет… Сейчас, погоди-ка.
Фрэнк пошарил в нагрудном кармане, выудил что-то оттуда и щелкнул зажигалкой:
— Вот, Ник, погляди…
В руке у него была завернутая в полиэтилен фотография хорошенькой белокурой девушки. Она мечтательно улыбалась, глядя куда-то вдаль.
— Миленькая, — одобрил Ник.
— Еще бы, — охотно подтвердил Фрэнк. — И вот только она мне и нужна. А все разговоры про кучу телок — просто трепотня, разве ты не понимаешь?
Он бережно спрятал снимок обратно.
— А ты уверен, что она тебя ждет? — осторожно спросил Ник.
— Да, — твердо сказал Фрэнк. — Да, обязательно. И я ее ни на кого на свете не променяю.
— Не зарекайся, дружище. Жизнь длинная — мало ли что может случиться…
— Не тот случай, Ник. Тут совершенно особенное дело — такое, может, раз в сто лет случается.
— Дай Бог тебе не ошибиться, Фрэнк, — искренне сказал Ник.
Фрэнк в ответ только потрепал его по плечу. Когда они вошли в блиндаж, там стоял дикий хохот.
— Что у вас тут за веселье, мальчики? — спросил Фрэнк. — В сороковой раз рассказываете анекдот про ковбоя, который красил свою лошадь зеленой краской, чтобы соблазнить девицу?
— Нет, — давясь смехом, отозвался Коллинз. — Баксли вспомнил, как он в учебке в Ки-Уэсте помехи на сигнализации устранял.
— Это как же, Джо? Расскажи-ка еще разок, — попросил Фрэнк.
Джо Баксли, явно довольный тем, что ему удалось повеселить товарищей, принялся излагать историю сызнова:
— У нас там территория параллельно забору была обнесена сигнализацией — система «Зона-4Д», знаете? Семь лучей натянуто на высоких стояках. Срабатывает при приближении на полтора ярда. А я только прибыл тогда, совсем еще салага был. И вот выпало мне дежурить в ночь. Торчу в операторской, мух ловлю от скуки. И сержант за пультом дурью мается. Тоска, спать охота. Ну, сержант какими-то тумблерами пощелкал — на пульте лампочка замигала, сигнал тревоги пищит. Он выходит на связь с часовым на вышке: «Сработал датчик на седьмом участке — проконтролируй». Тот докладывает: все чисто на седьмом, все спокойно. Сержант — ко мне: «Рядовой Баксли!» — «Слушаю, сэр!» — «На седьмом участке «Зоны-4Д» зафиксированы помехи. Приказываю устранить». Я, конечно, растерялся: «Каким образом, сэр?» — «Возьмите, — говорит, — одеяло и размахивайте им в непосредственной близости от лучей системы на протяжении всего участка. Задание ясно?» — «Так точно, сэр!» И попилил я на периметр с одеялом наперевес… Участок, между прочим, в добрую сотню ярдов. Часовые на вышках обхохотались, пока я там одеялом размахивал. И долго мне еще потом в учебном взводе проходу не давали: расскажи да расскажи, как ты одеялом помехи разгонял… Вот так вот меня накололи — как пацана.
Фрэнк с Ником посмеялись над приключением Баксли.
— А у нас, — подхватил кто-то из взвода, — завалил как-то проверяющий из Пентагона в казарму. И видит: на поду окурок валяется. «Дневальный, — кричит, — чей бычок?» — «Ничей, сэр, — отвечает тот, — курите!»
— Ну, это старая байка, — отмахнулся Фрэнк. — Старее ее только та, где полковнику делают операцию на мозге.
— Это какая же?
— Ну, хирург в госпитале отпилил полковнику верхнюю часть черепа, мозг вынул. А тут прибегает посыльный из штаба: «Сэр! Вам присвоено генеральское звание!» Полковник вскакивает, черепушку на место присобачивает, хватает фуражку — и на выход. Хирург ему вслед: «А как же мозги, сэр?» А тот: «А на хрен они мне теперь нужны?»