Пламя в пустоте, что внутри меня, стихает, там одни голые, обгоревшие скалы и бездонная пропасть. Как никогда ощущаю одиночество.
— Кожа горит, ты меня тоже обжег собой, мне больно! — бормочу.
Платон мгновенно отступает, опускает руки. И словно пугается.
— Блин. Прости. Где болит? Я не хотел, — хрипит низко.
Так горячо, что я хочу с ним трахнуться немедленно.
Глава 18
Я рвусь к лавочке, хватаю вещи и выбегаю из душевой. Дверью хлопаю.
Колотит от холода.
Полотенце мокрое на полу осталось.
На миг застыв, прислушиваюсь — тишина. Я проскальзываю в гостиную, отматываю бумажное полотенце и вытираю себя. Быстро одеваюсь.
Спуститься бы вниз, прыгнуть в машину и выжать педаль газа! Но там так холодно! Невыносимо, пробирающе, жгуче. А меня и без того трясет. Пока машину прогрею, пока сама согреюсь... Да и строить из себя Золушку, что, обронив туфельку, то есть полотенце, скрывается в ночи, — беспросветно глупо. Завтра утром мы с Платоном встретимся, наши столы стоят напротив. Поэтому в небольшой кухне я первым делом под краном смываю маску для волос. Для подстраховки завожу с брелка ауди.
Нам нужно как-то поговорить, свести все в шутку. Эмоции — один из основных инструментов оценки происходящего. У каких пойдешь на поводу — такой результат и получишь.
Я не хочу драмы. Черт, мой босс адски сексуален и горяч — меня можно понять, в конце концов!
Менее рациональная часть меня нашептывает: нужно свалить немедленно.
Блин. Блин. Блин.
Подсушиваю волосы халатиком, который планировала надеть после водных процедур. Потом мочу его под краном и тщательно стираю с лица, шеи и плеч тосоловые поцелуи Смолина. Полощу рот несколько раз.
Безумие.
Платон и правда напился бензина, масла, кислоты или еще чего-то в этом роде, и вся эта гадость впиталась в меня. Иначе объяснить не могу, почему горю. В костерок плеснули топлива.
Голову обносит. Когда я, одетая, собираю волосы в хвост, мечтая свалить из гаража как можно скорее, дверь внизу громко хлопает.
Быстрые шаги по лестнице.
В этот раз не пугаюсь. Буду рада кому угодно, хоть парню из фильма ужасов про Хеллоуин, если продолжать тему кино.
Это оказывается не Майкл Майерс, а Егор Смолин. Черные джинсы, модный тонкий фиолетовый свитер, бомбер — он выглядит неотразимо. И нравится мне чертовски.
Вот блин.
Едва вижу улыбку, привычная пустота внутри заполняется кислотой, которая сжигает заживо.
Что я наделала?!
— Привет! Ты готова? Только не говори, что все отменятся. Иначе в следующий раз идем на свидание до душа.
Я хочу сказать Егору, что чуть не переспала с его братом, но язык отчего-то намертво примерзает к небу. Если бы вы однажды увидели перед собой этого классного парня с веселой улыбкой, то тоже не смогли бы. Никто бы не смог!
Придумать оправдание изменению планов с лету не выходит. Решив отложить это на потом, я выдаю:
— Ну почти готова.
— Все в порядке? Ты какая-то красная вся.
Взмахиваю руками:
— Не в порядке, конечно. Твой брат облился тосолом, выставил меня из ванной и моется моими шампунями уже пятнадцать минут. А это недешевое удовольствие.
Осознанно хочу показаться максимально неприятной, меркантильной и мелочной. Гадкой, равнодушной, эгоистичной. Потому что признаться в том, что Платон несколько минут назад терся об меня членом, а я облизывала его губы, — не могу физически. Даже если бы решилась, цыганская сущность не позволит произнести такие слова вслух.
— Каждая стоит половину зарплаты, что он мне платит! И я злюсь!
По закону жанра именно в этот момент Платон заходит в гостиную. На нем широкая белая футболка и черные, такие же широченные штаны. Одет он, скажем так, по-домашнему.
Я осекаюсь на полуслове. Сердечная мышца разгоняется против воли, мне точно пора магний попить и витамины проколоть. Что ж такая реакция?! Слежу краем глаза.
— Бро, ты в порядке? — спрашивает Егор, называет незнакомое слово. Видимо фирму, что выпускает средства, которые они заливают в машины.
Платон кивает, дескать, оно.
Сейчас скажет, что мы сосались, и я умру от стыда и ужаса. При этом больше всего на свете я хочу, чтобы он сказал, что мы сосались.
Подошел, обнял, принял удар на себя.
Так получилось, брат, я в нее втрескался, давайте двигаться в новых реалиях.
Представляю себе эту фразу в красках, и внутри такое опасное счастье, что отворачиваюсь, потому что боюсь: не выйдет скрыть. Вдруг он не такой, как Тимур? Вдруг я ошиблась?