Она поворачивается и идет к ауди.
Глава 20
Получасом позднее я стучусь в кабинет Рыбакова. Заглядываю:
— Утро доброе. Я пришел.
Тот подпрыгивает на месте и оборачивается. Стягивает пальто, вешает в шкаф.
— Еб твою мать, Смолин! Ты что так рано?
— Уже семь. Ну почти. Вы просили зайти, как буду на работе. Я на работе, — развожу руками.
Настроения нет, и проблесков не предвидится.
— Странный ты тип.
— Серьезно? — интересуюсь искренне. Пялюсь исподлобья.
ПалСаныч на меня смотрит секунду. Потом отводит глаза.
— Иногда мне от твоего взгляда не по себе. Неудивительно, что ты смог так рано защититься. Ладно, заходи. — Он берет мобильник, накидывает голосовуху: — Вера, принеси кофе, пожалуйста. — И уже мне: — Присаживайся, Платон.
Сам плюхается в кресло. Едва я занимаю место напротив, интересуется в лоб:
— Начистоту спрашиваю. Что ты думаешь об Элине Одинцовой?
Блядь. Честно?
«Что у нее божественная задница», — пульсирует в голове круглосуточно. Мозг снарядили новенькой турбиной, мысли летят одна другой быстрее. Меня ведет, как бывает, когда система управления сломана. А газ на полную. Жопку Элины целовать хочется, облизывать, кусать и мять без остановки. Пальцы помнят. Вы бы видели.
Идея, что кто-то увидит красотулю, вызывает максимальный физический дискомфорт. Он по затылку ударяет, и я глаза распахиваю. Иррациональность происходящего логике не поддается, поэтому просто секунду это все чувствую.
Жесткий отпор Москвы должен был остудить пыл, но на самом деле нет.
Прочищаю горло.
— А что?
— Проблемка у нас с ней. Небольшая. Хорошо бы решить в максимально короткие сроки.
Рыбаков говорит это таким тоном, будто сейчас предложит придушить и закопать под кустом неудобную девицу. Подаюсь вперед и бубню ровно, предельно официально:
— Проблем у нас много, и больших, и поменьше, по мере сил решаем. Но ни эколога, ни кого другого из своей команды я унижать не дам. Это как минимум неспортивно. И способствует разложению коллектива.
Никому не нравится, когда речь лишена красок. Иногда этим простым приемом я пользуюсь на работе.
Рыбаков пробует рассмеяться, смех каркающий, перерастает в кашель. Успокоившись, ПалСаныч продолжает:
— Наша Элина не просто пизда московская, которую заслали шпионить. — Он наклоняется и шепчет: — Братец у нее, оказывается, депутат, шишка крупная.
Вера приносит кофе, ставит перед нами чашки.
Быстро осмысливаю новые знания. Сегодняшний образ Москвы явно для прогулки по каким-нибудь Патрикам, поэтому логично, сходится. Я жду продолжения, но его нет.
— И? — подсказываю, когда за Верой закрывается дверь.
— Что «и»?
— Депутат, и что? У нас разработка нового, нетоксичного, крепкого пластика. Доки в идеале, процесс кристален. Чего бояться-то? Пусть проверяет, если нашим политикам больше делать нечего.
— При чем здесь проверяет?! Платон! — Рыбаков вскакивает с места. Потом снова присаживается.
— Да плевать, кто у нее брат, хоть Папа Римский. К работе это вообще никак не относится.
— Относится напрямую! — рявкает он, в глаза пялится. В итоге выдыхает и обмякает в кресле. — Ладно. Ты занимаешься производством, вот им и занимайся. Просто делай то, что я говорю. И продержимся.
— Например, что?
— С этого момента Элина Одинцова не бесполезный эколог, а важный сотрудник. Подниму ей зарплату, ты побухти для антуража, я приду и на место тебя поставлю. Скажи ей… не знаю… что будь твоя воля, она бы в кладовке сидела. А я за нее заступлюсь.
— Э-э. Вы меня что, в расход пытаетесь пустить? Так не получится. — Усмехаюсь: — Ну и Элина не тупая, спектакль просечет моментально.
Смотрим друг другу в глаза. Я добавляю:
— Ни мучить ее, ни лебезить перед ней я не стану.
— Не просечет. Знаю таких дамочек, которые сами всего добились в двадцать лет, а то, что в школу их возил личный водитель на лимузине, просто совпадение. Я жизнь положил на то, чтобы карьеру построить, у меня ипотека еще не погашена. Ты сам прекрасно знаешь, какая у нас задница по всем пунктам. Авансы не возвращают, московские рекомендации не выполнимы. Если не справимся, нас еще и оштрафуют за провал гранта. Я подозреваю, это не столичные коллеги Одинцову прислали, а брат-депутат натравил с проверочкой.
— Да расслабьтесь вы. Прорвемся.
— А ты, я смотрю, спокоен как удав. Все в порядке у тебя, Платон.
— У меня да.
— Искренне рад, что у кого-то в нашем центре все в порядке.