— Привет.
— Привет, Егор. — Элина сводит брови вместе, заглядывает в глаза. — Как ты?
Улыбаюсь широко. Заказываю кофе.
— Я прекрасно. Как ты? — парирую.
Прикол. Ее глаза по-прежнему близкие и родные. Эля мне все еще нравится, и в этом огромная проблема. Влюбился за какой-то месяц, надо же.
Пытаюсь продолжать улыбаться.
— Я... бывало и лучше. Денечек сегодня... — говорит она, чуть наклонив голову.
В голосе я улавливаю нотки неловкости. Эля будто бы тоже переживает. Хорошо. Может, не только мне все время подохнуть хочется.
— Что-то случилось? Расскажи.
Нам приносят напитки. Она обхватывает губами трубочку молочного коктейля, пьет.
— Да. Но я не уверена, что стоит обсуждать это с тобой, — бормочет неуверенно.
— Платону надоело с тобой встречаться?
Элина вдруг так сильно краснеет, что я прикусываю язык. На ее лице отражается паника, в будто волшебных глазах мелькает настоящий ужас. Пульс ускоряется от зависти и ревности, и сквозь глухие быстрые удары осознаю четко и ясно — она влюблена в моего брата. По-настоящему.
И разумеется, она не должна догадаться, как меня разрывает изнутри.
— Нет. Вроде бы все нормально.
— Людмила Михайловна, значит, — говорю я. — И как вы с ней?
Эля поднимает ладонь и качает ею в воздухе. Нахмурившись, закусывает губу. Это смешно. Она всегда меня смешила своими реакциями, и я ощущаю новую волну раздражения. Перевожу глаза на сахарницу в виде кота. Я просто не могу с собой справиться.
— Ну, думаю, к ней нужен подход, — замечаю.
— Какой же? Поделишься? Плачу сотку.
— Ха! Сотку. Поцелуешь — расскажу. Шучу.
— Как твой сын? Людмила Михайловна сказала, он недавно болел.
— Да, возили его в больницу. Спасибо, все в порядке. Вылечили пацана, стал лучше прежнего.
Что тут еще добавить? Хотелось бы кому-то не чужому рассказать, что моя бывшая нашла себе нового ебаря, который таскает моего сына на руках. И отчего-то осознать и принять это не получается. Мама советует отдалиться и вообще не лезть, пусть живут сами. Платить алименты, раз я, лошара, согласился. Но не могу я так. Когда вез его на днях в больницу, потом держал на руках горячего, столько эмоций через себя пропустил, что часть из них в душу въелась. Сын капец как на меня похож. Советы оставить их семью в покое кажутся логичными, но неприемлемыми. А посоветоваться не с кем. Потому что никто из знакомых в такой ситуации не был. И не хочет побывать даже гипотетически.
Минуту сидим в тишине, воздух становится тяжелым. Наконец, я продолжаю:
— Так зачем ты хотела встретиться? — Хочется быстрее закончить этот разговор.
— А ты считаешь, причин нет?
Изгибаю бровь. Эля закатывает глаза, встряхивает волосами и открывает рот. Очевидно, сейчас Элина Одинцова начнет объяснять мне, как жить и что делать, поэтому опережаю:
— Так и что Людмила Михайловна? Подружились?
Какой-то каскад вопросов. Одни стрелы, никакой сути. Фигня.
— Слушай, она очень привязана к Платону, — говорю я быстро. — Это иногда нездорово, и он ничего не может с этим поделать.
— Да, я догадалась.
— Ты не догадалась.
Вновь смотрю на сахарницу, причудливой она формы. Беру, в руках верчу. Знаю, что голубые океанические глаза направлены на меня, понимаю, что сверлит, и не могу найти силы в этом убедиться. Просто не могу, и все, потому что ссориться толку нет: Платон был лучше. Снова. Всегда. Вот и все. И здесь Элина тоже из-за него.
— Людмила Михайловна классная мама. В детстве я даже завидовал Платону: куда бы он ни ехал, будь то школьная экскурсия, летний лагерь, олимпиада, — она была в числе сопровождающих. Готовила ему по пять блюд, носки гладила. Но потом зависть моя как-то поутихла. Мать не отпускает его никуда. Ты, может быть, знаешь, что ему предлагали работу за границей, был интересный, денежный проект, зэпэ в баксах и все такое. Платон сначала согласился, но она тут же собралась лететь с ним. Он отказался из-за нее, потому что тут хоть как-то что-то, а там чужая страна, чужой язык, мама бы просто от него не отошла ни на один шаг. Он снимал квартиру, так она приезжала каждый день. С Юляшкой они постоянно ссорились, потому что не могли его разделить. Однажды Юляшка заявила, что Людмила Михайловна предлагала ей деньги, чтобы отстала от Платона. Но это вряд ли, денег у его матери особо нет.
— Могла бы взять кредит. Я бы так сделала.
— Точно. Я что-то не подумал о таком варианте. — Борюсь с улыбкой. С Элей всегда было легко и весело. — Ты, наверное, думаешь, Платон живет в гараже, потому нет денег на квартиру? Если бы. Гараж — обитель дяди Игоря, и единственное место, куда Людмила Михайловна не может приехать.