Каждая клеточка во мне трепетала, и сколько бы раз Мак не касался меня, мне всё время было мало. Я хотела ещё ― сильнее, больше, горячее. Хотела и без стеснения брала.
Мы оба были на грани. Оба горели от желания и оба понимали, что не остановимся.
Но, как это часто бывает, у Вселенной были на наш счет совершенно другие планы.
О чем Она и заявила, когда за моей спиной с грохотом захлопнулась входная дверь.
Мак
— Тыковка, я пришел! Поедем пораньше, если ты не против!
Никки отпихнула меня с такой силой, что я кое―как устоял на ногах.
В моих глазах застыло изумление. В её ― страх.
— Тыковка? ― я не отдавал себе отчета в действиях тогда, в словах ― сейчас. ― С каких пор для моего друга ты ― тыковка?
— Тебе какое дело? ― огрызнулась она, а у меня тормоза сразу же отказали.
Но прежде, чем я их спустил, Никки спрыгнула со стула и толкнула меня в сторону прачечной. А, когда мы оказались внутри, быстро, но бесшумно закрыла дверь.
— Тыковка? ― повторил я, понимая, что не успокоюсь, пока не получу свой ответ.
Никки закатила глаза, а затем зашарила по ящикам с сухим постиранным бельем.
— Я не собираюсь это обсуждать.
— Ау! Есть кто дома? ― вновь раздался голос Техаса, и я понял, что он внезапно начинает меня напрягать.
— Между вами что―то есть? ― не выдержал я.
Возможно, вопрос был дебильный. Скорее всего, дебильный. Я понял это по взгляду, которым одарила меня Никки ― взбешенному взгляду.
— Даже если и есть, тебя это не касается! ― прошипела она, а я едва сдержался, чтобы прямо здесь её не взять. Прямо в этой прачечной. Прямо на этой сушилке.
— Мы только что чуть не трахнулись на моей кухне. ― напомнил ей я. ― А ты говоришь, что меня это не касается?
Вытащив из ящика белую водолазку, она отвернулась и стянула с себя до сих пор расстегнутую блузку. Бросила её в машинку, наверное, решила, что постирает потом. Пока натягивала чистую одежду, молчала. И я так же молча за ней наблюдал.
А затем чашу моего терпения наполнила последняя капля.
— Никки!
— У меня давно не было секса, ясно? ― внезапно призналась она, резко развернувшись. ― Я изголодалась, соскучилась, свихнулась ― как хочешь это называй. Причина моего сексуального напряжения ― не в тебе. Возможно, я хочу тебя, как мужчину на раз. Это физика, с этим ничего не поделаешь. Но на этом всё. Уясни это, Мак. Лишь на раз. А раз это только на раз, думаю, у тебя нет права влезать в мою жизнь и требовать от меня каких―либо объяснений.
Скрипнул зубами и, кажется, даже зарычал.
— Сейдж мой друг.
— Мой тоже!
— Вижу я, как вы дружите! ― я уже даже не сдерживался, орал, как бешеный.
Сам не знаю, что на меня нашло.
В очередной раз закатив глаза, Никки распахнула дверь так, что та практически отлетела в стену, а затем выбежала из прачечной.
Я выбежал за ней.
Когда догнал, она стояла в холле, а счастливый Техас рядом с ней, играя с двадцати―плюс―минус килограммовой игрушкой Никки.
— Эй, вы завели собаку?
— Ты трахаешь её?
У моего друга челюсть отвисла, клянусь. Я и сам от своего вопроса остолбенел.
— Совсем извилиной тронулся?
— Ответь. ― процедил со всей серьезностью. ― Ты трахаешь её?
— Мак! Хватит! ― заорала она.
Злилась, сильно злилась. Но мне нужен был гребаный ответ.
— Нет, Мак, я не трахаю её. Никки ― мой друг. Какого хрена ты спрашиваешь меня о подобном? ― сейчас даже терпеливый и понимающий Техас походил на разъяренного быка перед боем. Будто бы я был той самой красной тряпкой, что б её.
Я перевел взгляд на Никки ― её лицо пылало, грудь часто вздымалась.
— Теперь доволен?
Скрипнул зубами, но ничего не ответил.
Чувствовал себя болваном. Ревнивым, мать его, болваном. К тому же, неудовлетворенным. На мне сейчас яичницу можно было жарить. Часов так пять подряд.
— Понятия не имею, что между вами двоими происходит, но заканчивайте с этим, ясно? ― вмешался Техас. ― Вы как будто уже сорок лет женаты ― вечно ругаетесь по пустякам, цепляетесь друг к другу, шмотки по очереди собираете. Может, вам к психологу сходить? О проблемах своих рассказать?
— Нет, ― одновременно выпалили мы с Никки, и так же одновременно замолчали.
— Тогда выпроваживайте уже свой цирк уродов и учитесь ладить, ― продолжал Техас, переводя взгляд с меня на Никки и наоборот. ― Или мы с Тейлор примем меры.
Никки задержала на мне взгляд ещё ненадолго, взяла куртку с вешалки и, сказав Техасу, что будет ждать его на улице, ушла.
— Слушай, друг, я начинаю переживать за тебя, ― признался он, когда мы остались вдвоем.
— Не нужно.
— У тебя голова всякой чертовщиной забита. Почисть её хорошенько. И разберись уже в себе, окей? Если чувствуешь что―то к Никки, скажи ей.
— Чувствую? ― усмехнулся. ― Бред. Она выводит меня, вот и всё.
— Ага. ― съязвил Техас. ― И она первая, кому это удается. Не считая Лори.
Это было чистой правдой. Никому и никогда не удавалось играть на моих нервах вот ТАК. Никому и никогда до Никки я подобное даже не позволял. Всегда пресекал на корню. Сразу объяснял, что со мной это не работает. Что я не ведусь на провокации и не ломаюсь под гнетом женской истерики. Каждая женщина, которая была со мной, знала это.
Но Никки… она была другой. С самого начала.
И я только теперь начинал это понимать.
— Мы собираемся в Уолмарт. Нужно прикупить кое―что к вечеринке. ― Техас по―дружески сжал моё плечо. ― Надеюсь, ты всё―таки придешь.
А я надеялся, что мне хватит ума пропустить это оргаистическое празднество в честь Бога греха и разврата.
Собрался с мыслями, выбросил ― как советовал Техас ― всю чертовщину из своей головы, и написал своему юристу, что скоро буду. Выжимал, сколько мог, обгонял все попутки, несколько раз срезал, но в ресторан всё равно приехал с опозданием. Почти сразу нашёл Камиллу у нашего столика у окна и, заказав по пути кофе, направился к ней.
— Извини. Пробки просто дикие.
— Ничего. — Она сдержанно улыбнулась, и, когда я сел напротив, подвинула к моему краю папку. — Посмотри, всё ли тебя устраивает.
— Главное, чтобы её устраивало, — заметил я, но папку всё — таки открыл.
Пробежался глазами по документу, хотя и понимал, что в этом нет необходимости. Я доверял Камилле ― как юристу, как женщине и как другу. Поэтому не сомневался, что она сделала всё именно так, как я просил.
— Уверен, что тебе нужны такие сложности?
— Я обещал. К тому же, так будет правильно.
Камилла кивнула и, зная меня, поняла, что больше я не хочу касаться этого вопроса.
— Через месяц Лори исполняется двадцать один, — напомнила она, не понимая, что я итак ни на секунду об этом не забывал.
— Знаю.
— Тебе придётся ей рассказать.
Я скрипнул зубами, ясно давая понять ― это дерьмовая идея, и она мне не по вкусу.
— Мак, она имеет право знать.
— Не уверен.
— Мак…
— Я разберусь с этим сам, договорились? — ответил резче, чем должен был. Но бесконечно мусолить эту долбанную тему просто устал. А ещё меня жутко злило, что именно я был тем самым человеком, которому предстояло открыть Тейлор правду.
— Я просто хочу, чтобы всё было правильно. Твои родители просили…
— Не нужно, Камилла, ладно? ― прервал я её. ― Просто не нужно.
Она выдохнула, как и обычно, не соглашаясь с моими заморочками. Но затем всё―таки кивнула. Опять же — не одобряя всю эту хрень в моей голове.
— Я закончила с бумагами. ― Она достала из своего портфеля ещё папку и положила её на стол. ― Закон разрешает мне хранить их у себя. И, если ты захочешь, я отвезу их в фирму. Но ты в любом случае должен их посмотреть.
Должен. Но не знал, хочу ли.
Скорее нет, чем да.
— Знаю, ты не хочешь, чтобы я влезала, но пойми, наконец, от реальности не убежишь. Рано или поздно найдется кто―то, кто обо всём ей расскажет. И для вас обоих будет лучше, если этим кем―то станешь ты.
Я стиснул зубы и посмотрел на треклятую черную папку ― мой личный ящик Пандоры, который мог в любую секунду к чертям разнести многие дорогие мне жизни.