Плавала я хорошо и могла достаточно долго не дышать ― либо Маккейн об этом знал, либо он идиот.
Я больше склонялась ко второму.
Развела руками, разозлилась, а затем вынырнула и сделала глубокий вдох.
Откинула с лица волосы и резко повернулась. Бассейн был пуст.
Хлопнула глазами и подняла голову. Как и предполагала ― с высоты, находясь «на суше» на меня смотрела пара нахальных ореховых глаз. Маккейн удовлетворенно улыбался, скрестив на груди руки. Капли воды стекали по его груди и волосам, шорты насквозь вымокли, по его достоинству не хило так шарахнула какая-то девчонка, но, несмотря на всё это, он был доволен, как чеширский кот.
Подпрыгнув, я засунула свою ярость поглубже, а затем забросила на бортик ногу и вылезла из воды.
— Охладилась? ― Мак усмехнулся, а я готова была его прибить.
Сдержалась, промолчала, но, проходя мимо, показала-таки средний палец.
Маккейн вновь расхохотался, а когда я была уже у двери, услышала:
— Я же предупреждал, не играй со мной, Никки! Всё это ― моя территория!
— Значит, в следующий раз сыграем на моей!
Мак
Будь я трижды проклят, если позволю каким―то мудакам сегодня поиметь мою команду. А быть проклят я не собирался. Тем более трижды.
Поэтому сразу настроил парней на жесткую игру. Без поблажек. С Аллигаторами нельзя было сюсюкаться ― ублюдки порвали бы нас, как только им представился бы шанс.
Именно поэтому мы должны были порвать им первыми.
И порвали.
С первых же минут тайма занесли попытку, а затем шикарно её реализовали. Держались словно церберы у ворот Бастилии, не позволяя врагам проломить оборону. Ещё попытка ― за ней реализация. Затем ещё. И ещё.
К середине второго тайма итог матча уже ни у кого не вызывал сомнений.
Аврора ― наш столб, получивший свою кликуху за густую блондинистую шевелюру и большие голубые глаза ― заработал травму, ударившись ногой о стойку ворот. Но успев перед этим отдать исключительно точный пас Техасу. Он сделал такую же исключительную попытку, а затем так же исключительно её реализовал.
Хукер Аллигаторов попытался забить штрафной ― они могли уйти с поля, набрав хотя бы три очка. Но мяч пролетел мимо.
Аллигаторы были разгромлены.
А мы отправились праздновать победу.
Бар был заполнен практически до краев, и оно было понятно ― разгар сезона, близость к спортивному стадиону, конец недели. Но всё это не помешало нам остаться.
Мы пили, шутили, смотрели повтор игры по телику. И просто кайфовали.
— Мелюзга, эй! Заткнитесь! ― Все разом прекратили свои разговоры и Техас удовлетворенно продолжил. ― Предлагаю выпить за то, что канадские Бобры отымели сегодня этих инфантильных Аллигаторов по самые Нидерланды!
Я усмехнулся.
Тосты этого большого парня, как всегда, были лучшими.
Мы подняли бутылки с пивом, а затем, проорав нашу кричалку, стукнулись стеклом.
— Эй-эй-эй, ребята, тише. Аврора написал.
Все тут же уставились на Зейна.
— Ну че там? Не томи.
— Пишет, что всё в порядке. Но пару дней придется отлежаться.
— Игра через три дня, парни, ― напомнил Хасслер, ― а Аврора незаменим.
— Наша принцесса не подведет нас, ― усмехнулся Техас, ― я ручаюсь.
Ребята ещё немного подраматизировали, а затем нам принесли ещё пива, и все окончательно расслабились. Кроме меня. Я за кой-то хрен вернулся мыслями к рыжей бестии, живущей в моём доме. И напрягся ещё больше.
— Эй, ты в норме?
Я кивнул, но говорить о Никки не решился.
Техас был моим лучшим другом, мы говорили обо всём, я доверял ему.
Но себе ― нет. Больше нет.
— Как Лори?
— Бесится, ― признался я, ― переехала на время к Молли, говорит, я слишком давлю на неё и каждый шаг контролирую.
— Чувак, я с ней согласен, ― усмехнулся Техас, ― по части контроля ты ― монстр.
Я зыркнул на Сейджа, но тот лишь пожал плечами.
— Её нужно контролировать, и ты это знаешь. Иначе она вновь совершит какую-нибудь глупость и укатит в очередной Чикаго.
— Возможно, ― неохотно согласился он, ― но ближе к ней ты так точно не станешь.
— Я не пытаюсь быть к ней ближе, Сейдж. Я пытаюсь её защитить.
Мой друг глотнул пива, и я заметил, как резко изменилось его настроение. Оно всегда менялось, когда мы говорили о Лори. И я всегда это замечал.
Припарковался возле дома около двух ночи.
Ещё у порога почувствовал приятный сливочный аромат. Вроде бы грибов. Грибов? В два часа ночи? Усмехнулся, но всё равно пошёл за шлейфом как крыса за гамельнским дудочником18.
Запах, как и Никки, оказались на кухне. Ражая бестия мыла посуду, а её айфон, лежащий на столе, проигрывал какую―то незнакомую мне песню. Она подпевала ― тихо, но я слышал. Каждое слово слышал. И поймал себя на мысли, что стою в дверях собственной кухни и пялюсь на эту чокнутую девчонку, как полный дебил.
А ещё ― что мне нравилось то, что я слышал.
И видел.
Особенно видел.
Потому что сзади Никки была настолько хороша, что я даже забывал, что должен себя контролировать. Всё те же короткие джинсовые шорты, едва прикрывающие её сногсшибательный зад и укорочённая белая в полоску футболка оверсайз.
Она слегка тряхнула своими мокрыми после душа волосами, и я разглядел напринтованные на футболке цифры, которые складывались в хорошо знакомую мне комбинацию ― «10».
А затем впялился в неё как ещё больший дебил.
Десять. Твою мать, почему именно десять?
Почему не двадцать пять или семь?
Почему десять?
Пока я как мудак пытал Вселенную, которая ни хрена не планировала мне отвечать, Никки сменила позу.
Она встала на носочки, потянулась к шкафчику и достала с полки пакет с мукой.
Моя бровь взлетела вверх ― быстро освоилась.
Я наблюдал за тем, как рыжее недоразумение, ворвавшееся в мою размеренную жизнь, идеально вписывается в мою кухню. Отвлёкся всего на несколько секунд ― зря. Услышал, как Никки вскрикнула и подорвался.
Подлетел к ней с такой скоростью, что едва с ног не сшиб.
— Ты в порядке? Не поранилась?
Она вылупилась на меня во все глаза, и я сразу понял, почему. Потому что не только выглядел, как шизанутый, но и вёл себя так же. Бросился на девчонку, схватил её и начал судорожно осматривать, пытаясь обнаружить видимые следы повреждений.
— Всего лишь обожглась. Ты ведёшь себя, как псих.
И правда. Так и веду.
Никки попыталась одернуть руку, но я крепко её держал.
— Маккейн…
— Не дергайся.
Включил краник с ледяной водой, а затем осторожно подставил руку Никки под тоненькую струю.
Нашёл глазами третий шкаф, потянулся к дверце. Если правильно помнил ― Лори хранила аптечку на второй полке. Точнее, родители хранили ― а мы решили не менять привычку.
— Я в порядке. ― продолжала она. ― Это всего лишь маленький ожог.
— Не дергайся, говорю, ― повторил я, вынуждая Никки закатить глаза.
Одной рукой достал аптечку и начал шарить в ней в поисках мази и бинтов. Когда нашёл ― выключил воду и пододвинул девчонку ближе. Она не сопротивлялась, позволив мне нанести на покрасневший участок кожи мазь и даже помогла разрезать бинт.
— Давно ты пришёл? ― спросила Никки, наблюдая за тем, как я медленно перебинтовывал её ладонь.
— Только что, ― соврал на автомате, хотя обычно такой херней не страдал.
Никки стояла близко. Уже в который раз. И этих раз оказалось достаточно, чтобы понять ― я помешался. Помешался на её запахе, на её дыхании ― на ней всей. Я слышал, как у неё сердце тарабанит. И представлял, как сам его завожу. Представлял, как смотрю в её зелёные, без дна, глаза, как проваливаюсь в них и долго лечу вниз. Как оттягиваю её нижнюю губу, и как она сладко стонет. А её стон напрочь отключает мой мозг.
Представлял, как касаюсь её, как она дрожит, как чувствую её влагу и всё вокруг взрывается, а затем…
— Блин, соус! ― крикнула Никки и, обогнув меня, рванула к плите.
18
Гамельнский дудочник (крысолов) ― персонаж средневековой немецкой легенды о знаменитом крысолове, который увел из города крыс с помощью загадочной дудочки;