Приставала сложил губы в скорбную усмешку и покачал головой.
– Какие громкие слова! Судьбы мира… Зловещие колдуны, которых надо остановить. Но это ничего не меняет, пойми ты!! Есть люди, для которых друг важнее всего мира. Есть те, для которых мир превыше одного разнесчастного человечишки, пусть даже друга. Именно таким ты и стал… а раньше был другим.
Слепец тяжело вздохнул, опуская голову.
– Ах, Морин! Возможно, ты и прав, дружище. Я пережил такие великие изменения в собственной судьбе! Из короля, владыки земель и людей, превратился в слепого нищего, а потом снова обрел глаза, да еще в добавок получил волшебную силу!! Это ведь сродни новым рождениям. Я был поочередно тремя разными людьми. Или двумя? Мне кажется, что ныне я превратился в некое подобие себя прошлого. В человека, очень похожего на короля Малгори… Понимаешь? Когда я, весь в язвах и гное, брел по берегу Реки в поисках смерти, мне ничего не хотелось. Я никуда не стремился, всех простил и считал, что получил по заслугам. У меня не было никаких надежд на будущее, кроме одной, надежды на быструю смерть. Что остается человеку в таком случае? Глупо думать о мести или чем-то подобном, ибо она неосуществима. Остается только примириться со всем, что произошло, и с честью умереть. Но потом, постепенно, я получал назад потерянные надежды. На жизнь… на жизнь, имевшую цель и возможность ее осуществления… надежду на собственные силы, когда я снова увидел мир собственными глазами. Разве мог я остаться прежним, добродушным и ни к чему особому не стремящимся бродягой? Когда я вновь стал походить на себя прежнего физически, вернулись и прежние настроения. Смотри!
Быстро отдернув рукав с левой руки, Слепец показал Морину свою обезображенную кисть.
– Ну? - хмуро буркнул Приставала, непонимающе переводя взгляд со лица на руку и обратно.
– Мизинец.
– Че-его??!
– Я смог превратить его обратно в палец. Бронзовый крючок стал живой плотью. Я могу вернуть себе все, что потерял, понимаешь? Наверное, это тоже оказывает свое влияние…
Приставала засопел, рассматривая кисть Слепца. В самом деле, сбоку от уродливых, потемневших крючьев сиротливо торчал тонкий, бледный палец. Он казался настолько неестественным, настолько неподходящим к тому, что Морин привык видеть, что казался ему более уродливым и зловещим, чем все крючья, вместе взятые.
– Ты чего же это… Вырастил его, пока валялся без чувств?
– Нет, раньше, когда мы пробирались по горам. Не отрастил - а превратил! Это было трудно и я не спешил хвастаться. Боялся, что стоит отвернуться - и на месте пальца снова появится крючок…
– А… Все это мне ни к чему знать, - отрезал Приставала, когда Слепец остановился перевести дыхание. - Это все причины, или еще чего, а я говорил о следствиях. Да уж, я еще помню эти мудреные слова. Проще говоря, ты изменился, и это для меня прискорбный факт. И мне неважно, почему это случилось, и был ли ты таким раньше.
– Но почему неважно? - воскликнул Слепец. От собственного крика у него зазвенело в ушах. - Я пытаюсь объяснить тебе, что вовсе не заколдован Мездосом, как ты изволил подумать! И во мне, думается, осталось много от того Слепца-бродяги, что так дорог твоему сердцу.
– Что, например?
– Да хотя бы то, что я сейчас говорю с тобой и пытаюсь переубедить! Если б я стал плевать на друзей, если б я стал в точности тем королем Малгори, каким был раньше, я дал бы тебе по шее и обругал. Нет… Ты вот укоряешь меня за то, что я оставил Фило в той таверне. Думаешь, это далось мне легко? Я должен, должен спешить! Кроме того, я был уверен, что те трое молодцов, которым я поручил следить за Мышонком, сделают это как следует хотя бы из страха! Я ведь обещал вернуться.
– Страх быстро пропадает, когда вызвавшие его обстоятельства изменяются, - проворчал Морин. - Это я точно знаю.
– Ну, может быть я был не прав… Да… Ведь был очень простой выход - я мог оставить там, рядом с Фило, тебя!
– А меня ты спросил?
– Но… Как же все эти твои слова о дружбе?
– Ладно, теперь об этом поздно размышлять, - Приставала выполз под серое небо и с хрустом разогнул колени. - Хватит болтать. Пойду, выскоблю котелок да соберу вещи. Ведь мы немедленно выступаем, как только вернуться наши охотники?
– Да.
Голова все еще трещала от боли, а снег, камни и деревья прыгали перед глазами, как в безумном танце. Желудок норовил подползти к горлу и выбросить наружу все то, что Слепец съел на завтрак. Ноги отказывались держать тело прямо, и оно болталось из стороны в сторону, будто было набитым соломой мешком. Хорошо, что крепкие ремни притягивают щиколотки к бокам коня. Править Слепец тоже не мог, и потому поводья его лошади были привязаны сзади к седлу Морга.
Отряд медленно взбирался по усеянному камнями склону, среди редеющего леса, приближаясь к черному склону горы. Если оглянуться назад, то можно увидеть застывшие бело-зеленые волны, заполонившие маленькую долину. Высокие горные склоны, как забор, ограничивают ее со всех сторон, и только в одном месте была узкая щелка, через которую они сбежали сюда от Реки. Теперь, перебив, наверное, всех здешних рябчиков и набрав мерзлой ягоды, похожей на ежевику, люди отправились дальше. Все выше и выше, мимо отвесного склона, туда, где между крутыми боками двух гор есть проход наверх. Глубокий снег длинными языками петляет между торчащими вверх скалами, похожими на редкие гнилые зубы в челюсти огромного чудовища. Злой сильный ветер дует всегда в одном направлении, сверху вниз, грубо толкает в грудь человеку и лошади. "Зачем вы идете сюда?" - свистит он. "Здесь могу пролетать только я!"
За перевалом снова лежала долина, такая же маленькая, как и первая. Еловый лес взбирался вверх по покатым склонам от тоненькой замерзшей речки, что сбегала с горы и пропадала в зеве пещеры. За ним - высоченный пик, проткнувший облака, такой огромный, что он казался столбом, одиноким перстом на фоне низкорослых сородичей. Справа и слева от него виднелись перевалы, с виду одинаково трудные и одинаково проходимые. Морг выбрал левый, и они снова тряслись в седлах, брели по пояс в снегу с лошадями в поводу, устраивали привалы среди гигантских валунов, дающих хоть какое-то укрытие от ветра. Потом поднимались и опять бороздили глубокие сугробы и скользили на обледенелых камнях.
День проходил за днем - и каждый следующий походил на предыдущий. Густая пелена туч надежно закрывала солнце, снегопады следовали почти каждый день. Метели часто пытались сбить путешественников с толку, но Слепец всегда твердо знал, куда им следует идти. Он предугадывал появление ущелий: снег нависал над их смертельными зевами длинными козырьками, и ослепленный пургой человек мог зайти на него и понять, куда попал, слишком поздно. Он предупреждал о попадавшихся на пути расщелинах, заваленных рыхлым снегом - стоит свалиться туда и застрять, и никакая веревка не вытащит обратно.
Они преодолели все, только несчастные кони слабели с каждым днем. Гевел и Кантор пытались найти у камней мох, как делал это Куги, но толи он здесь не рос, толи молодые воины не умели толком искать. Тем не менее, отряд двигался вперед.
Вновь с неба летели голубые капли, после которых в кромешной мешанине туч оставались быстро затягивающиеся полыньи. Однажды лавина, сброшенная с вершины горы землетрясением, едва не накрыла путешественников, но их спас сосновый перелесок, принявший на себя основной удар.
Край Мира был совсем рядом, в нескольких днях пути точно на север. С самых высоких перевалов можно было увидеть синее небо, выныривающее из облаков и смыкающееся с горами. Узенькая полоска с неправдоподобно ровным верхним краем, будто в том месте кто-то провел большущей кистью… На западе и востоке громоздились горы, и только на юге, в промежутках между двумя хребтами иногда проглядывала серая равнина. Впрочем, это мог быть туман, закравшийся в долину. Когда они дойдут до тех мест, то выяснят все наверняка.
Едва восстановивши силы после сражения с Рекой, Слепец продолжил свои опыты, превращая в пальцы один крючок за другим. Сил и внимания это отнимало очень много, но трудная дорога по заснеженным горам не баловала событиями. Конь Слепца послушно шел за конем Морга; седок по-прежнему был накрепко привязан в седле. Он мог полностью уйти в себя, рождая человеческую плоть из бронзы. Пальцы получались тонкими, с бледной, почти прозрачной кожей, скрюченными, словно перенявшими эту форму у рождавшего их металла. Однако, это были настоящие пальцы! От каждой новой удачи Слепцу хотелось кричать и прыгать, рассказывать каждому члену его маленького отряда - но сил на это уже не оставалось. Лишь перед сном, в сугробе или каменной расселине он иногда хвастался о очередной победе над увечьем Приставале. Тот встречал новости равнодушно.