– Что? - недоверчиво воскликнули хором Криаг-Вирт и Даргрин. - Как ты сказал - сам уничтожил тысячу Зверей? Но каким образом? Где та армия, которая тебе помогла?
– Если я сказал "сам", значит сделал это сам. Без чьей-то помощи, - Слепец невесело улыбнулся, видя готовые сорваться с губ скалгерцев обвинения в неоправданном хвастовстве. Однако Даббер сурово взглянул на обоих сограждан по очереди и тем заставил заткнуться. Слепец продолжил: - У меня есть идея, которую надо привести в вид, пригодный для отдачи приказов армиям. А раз уж вы такие недоверчивые, я дам небольшое представление. Смотрите!
Слепец протянул руки к макету, словно хотел его обнять. Ему самому это было не нужно, но он решил, что следует произвести на них большее впечатление. Воды "Хагмонского озера" и "рек" закипели, издавая смешное суетливое бульканье, а потом выплеснулись на долину Пяти Дорог и покрыли ее тонким слоем. Скалгерцы нервно засучили ногами, стараясь прижаться к стене, оказаться подальше от сошедшей с ума воды.
– Мы утопим их, - сказал Слепец, довольный произведенным эффектом. - Не снесем, а смоем с лица земли.
Скалгерцы молчали, и только Даббер мелко, по-стариковски хихикал.
Потом был долгий военный совет за столом в комнате для совещаний. Приходили и снова уходили новые люди - командиры полков, члены городского совета и Десятки. Был даже Огрин, высокий и худой мужчина с длинной полуседой бородой и орлиным взором. Он тоже был преисполнен недоверия, и сурово смотрел на Слепца даже после того, как Даргрин с восхищением рассказал о демонстрациях мощи, устроенных Слепцом в тюрьме и комнате с макетом.
– Молодой человек! - голос Огрина по праву принадлежал вождю огромного города и могущественного народа. Он гремел, наполнял разом всю комнату, подавлял и заставлял верить себе. - Великий Скалгер на грани погибели, и только это заставляет меня идти против голоса разума и слушать ваши небылицы. Однако учтите, что в случае предательства вы не успеете насладиться его плодами. Каждый из нас, каждый гражданин города будет стремиться убить вас, и рано или поздно это удастся. Никакая магия не спасет.
"Что ж вы до сих пор не убили Клозерга?" - подумал Слепец, но благоразумно не стал ничего говорить вслух. Огрин был властителем, неожиданно попавшим в безвыходную ситуацию, когда собственное могущество оказывается ничем. Он должен до самого конца внушать уверенность себе и другим, пусть даже эта уверенность окажется насквозь обманчивой.
– Я не предатель. Слово короля, - твердо сказал Слепец, поглядев Огрину прямо в глаза. Там тоже плескался океан усталости и обреченности. Этот человек уже ни во что не верит, но продолжает бороться и настраивать на битву других. Сильная личность.
– Мы не верим королям. Мы не верим никому, кроме самих себя, - упрямо отрезал Огрин. - Только тяжесть положения заставляет связаться с вами.
"А вот это уже глупо", - снова подумал Слепец. Гордость в такой ситуации неуместна. Значит, если бы я приехал немного пораньше - отправился бы на плаху? Он подумал о несправедливости, наполнявшей мир. Зачем Джон Торби сделал его таким? Неужели он не мог сделать его гармоничным, лишенным разных мерзостных пороков? Это вряд ли делает его хорошим Создателем. Гордыня обуяла всех людей, встреченных на пути от Реки до Скалгера. Редкие исключения вроде герцога Паджена или старого Даббера лишь подтверждали правило. Стоя на краю могилы, они пытаются отвергнуть помощь и подозревают нехорошее. Откуда такие настроения? Очевидно, они идут изнутри их натур. Сами они без стеснения обманули бы, нанесли подлый удар, не сдержали бы слова - так выходит? Или просто сталкивались с обманщиками и клятвопреступниками и сильно от этого пострадали? Вопросы были слишком многочисленны и сложны, чтобы ломать над ними голову, а она и так уже гудела.
Совещание шло несколько часов подряд, до самой глубокой ночи. Писари исписывали набросками приказов по полкам и планами на сражение альбомы, сшитые из тончайших листов странного материала, называемого "бумагой". Было выпито несколько ведер крепкого душистого отвара, чей аромат прогонял прочь сон. Морг и Приставала скромно заходили в комнату, чтобы сообщить Слепцу о своем прибытии в целости и сохранности. Морина тут же отправили спать, чтобы он не занимал стул, а Морг включился в обсуждение военных проблем. Вернулся Сьизен. Выслушав план и проникновенный шепот Даргрина, мэр вдруг загорелся надеждой на победу, и даже горячо пожал Слепцу локоть.
– Если шанс есть - надо его использовать! - воскликнул он, заставив присутствующих оглянуться - кого недоуменно, кого осуждающе. - Ваше величество, коли нам удастся победить, Скалгер не забудет вас!
К концу военного совета даже у самых дремучих скептиков пробудились искорки надежды. Громкие, перебивающие друг друга голоса изредка заглушались окриками старших…
Здесь Слепцу удалось совершить то, что он хотел провернуть в Доллонии. Ему поверили, неважно как и насколько твердо. За ним пошли. Уже под утро множество людей с лихорадочным блеском в запавших, почерневших глазах, разошлись по всему городу, разнося с собой заряды оптимизма и желания действовать. Они надеялись обратить поражение в победу…
Сам Слепец вместе с таким же почерневшим, как все остальные участники военного совета, Моргом, и заспанными Гевелом, Кантором и Приставалой отправились в одну из гостиниц на Площади Пяти Дорог. К полудню они должны были начать непосредственную подготовку к сражению вблизи будущего поля битвы.
По дороге, на темных улицах затаившегося в предчувствии большой беды города, Морина продул свежий ветер, и его потянуло на беседу.
– Какое унылое место, этот ваш Скалгер! - пробормотал он, вроде ни к кому не обращаясь, но Слепец-то знал, что эта отвлеченная фраза предназначена ему.
– А ты чего хотел?
– Да ничего я не хотел. Просто вспомнил сейчас, каким огромным он выглядел тогда, с перевала, и тут же о родине затосковал. Коррознозд совсем не таков по ночам. Кругом яркие огни, толпы веселых людей, фейерверки, песни и музыка!
– Неужели ты думал, что горожане, которых не сегодня, так завтра могут пустить под нож полчища захватчиков, станут петь песни и веселиться?
– Нет, но зато я думаю, что в обычные времена здесь ни капельки не веселее, - Приставала презрительно сплюнул. - Даже собаки не лают.
– Их всех прикончили, потому что Клозерг и собак, тех, что побольше, превращал в своих солдат.
– Ну и что? Неужели эти трусы и мосек всех повырезали?
– Конечно. Со страху никто не разбирает. Собака - значит придушить.
– Ах, какая страшная эта штука - всеобщее безумие! В юности я попадал в уличные беспорядки, когда толпа разбушевавшихся людей сносит все со своего пути. После нее трупы и развалины… страшное дело.
– Так оно есть. Война - это тоже всеобщее безумие.
– Надо же. Ты ли это говоришь?
– Чего тут странного? Тебя вот потянуло на философскую беседу, а я чем хуже? Скоро все решится, поэтому хочется поразмыслить о чем-нибудь эдаком.
– Значит, скоро наш поход окончится?
– Да.
– И что потом?
– Смелый вопрос. Быть может, нас пустят на куртки для очередного полка свинской пехоты.
– Бр-р-р! Как у тебя язык повернулся такое сказать? Неужели первая мысль, которая приходит к тебе после вопроса о будущем, это мысль о смерти?
– Ко всему надо готовиться. Погибель, друг мой, равновероятный исход грядущего сражения. Как и выживание, впрочем.
– Да… Ты когда-нибудь задумывался о том, что будет с тобой после смерти?
– Нет, - Слепец пожал плечами, но Приставала вряд ли увидел этот жест в темноте - как и легкую усмешку, тронувшую губы. Стоит ли думать о смерти? Будет ли смертью поглощение личности Малгори личностью его отца? Как это произойдет? Множество вопросов без ответов.
– Как? - патетически воскликнул Морин, напугав коней. - К тебе ни разу не приходил вопрос, будешь ли ты там, среди множества звезд?
Он ткнул длинным пальцем в небо.
– Ха-ха! Ты знаешь, я сейчас вспомнил, как Даббер говорил, что после смерти будет смотреть на Скалгер с неба. Он, похоже, не сомневается, что туда попадет.
– Действительно, самоуверенный старикан.
– Ты считаешь, что на небо попадают только те, кто этого достоин?
– А как иначе? Если б туда попадали все подряд, небо стало бы белым и ярким!