Бедная девочка! Да и Викентия ему, Васильцеву, было жаль. Влюбился, видно, по-настоящему – и вот же беда какая!..
– А иногда мне кажется, – добавила она, – что этот Слепень жив – уж больно ловок был, чтобы дать себя вот так вот запросто грохнуть.
– Попадись он мне… – проговорил Викентий. – Уж от меня бы не ушел.
На это она сказала:
– От меня бы тоже не ушел… Только так было бы слишком просто для этого гада. Его надо судить. Для таких вот и существует Тайный Суд.
– Палка – камень – веревка… – машинально проговорил Викентий.
– Вот-вот, это самое.
Юрий подумал, что ради этого Слепня, в самом деле, можно было бы сделать исключение.
Викентий вздохнул:
– Да, хорошо бы… Только Тайного Суда теперь нет… – и вкратце объяснил ей, почему, согласно уставу, именно так обстоят дела.
– Понятно… – произнесла Полина. – Нет, говоришь, Суда?.. – И решительно объявила: – Нет – значит, будет!
Что она имела в виду, стало ясно уже на другой день. Было воскресенье, когда все в сборе, и за обедом Полина спросила у Кати словно бы невзначай:
– Кем я вам теперь прихожусь – вам и Юрию Андреевичу?
– По паспорту? Дочерью, сама же знаешь, зачем спрашиваешь?
– Да, знаю, просто хочу, чтобы вы подтвердили.
– Ну, подтвердила. Дальше что?
– А дальше то, – торжественно провозгласила Полина, – что Тайный Суд теперь существует! Ведь это значит, что я – по праву происхождения! Теперь есть трое судей и есть палач! – Она кивнула в сторону Викентия. – Есть все, что нужно, ведь правда, дядя Юрочка?
Юрий хотел было ответить, что липовый паспорт, полученный от Николаева, это еще не пропуск в Тайный Суд, по уставу необходимо родство по крови… Говорить этого, однако, не стал – тогда получалось бы, что и Викентий никакой не палач, поскольку является приемышем, но лишний раз напоминать об этом парню было выше Юриных сил. Да и вокруг происходило столько всяческих гнусностей, что он и сам иногда жалел в глубине души о прекращении существования Тайного Суда. Поэтому, чуть поколебавшись, наконец сказал:
– Ладно, черт с вами, существует так существует.
– Ой, дядя Юрочка!.. – Полина поцеловала его в щеку, ну совсем, совсем дитя.
И Викентий просветлел наконец – хоть одной из двух его печалей становилось меньше.
– Но только, – строго добавил Юрий, – по пустяковым делам Тайный Суд не будет заседать. Исключительно по настоящим делам, поняли меня, по настоящим!
Полина воскликнула:
– Ну конечно, дядя Юрочка, только по настоящим! Вот как раз одно настоящее! Я у себя там, в отделении милиции, сводки переписала по уголовному розыску. Там, в сумочке у меня… Сейчас…
Она ринулась в свою комнату, но добежать не успела. Входная дверь распахнулась, и трое дюжих молодцев переступили порог. По этим сапогам в гармошку, по этим холодным, глубоко посаженным глазам, по лицам, бурым от чифиря и колючих морозов Дальнего Севера, Юрий сразу понял, что по их душу нагрянули урки самые что ни есть всамделишные. Что ж, когда-нибудь здесь, в Нахаловке, это непременно должно было случиться. Один из них, с лицом, похожим на побуревший череп, без всякого «здрасьте» спросил с порога:
– Которой масти будете?
– Стучаться надо, – сказал ему Юрий, а Полина прибавила:
– И здороваться, между прочим. А насчет масти… Малость перепутали вы, граждане, масть – она бывает у лошадей да у собак.
Эти их слова были оставлены без внимания. Другой урка, кривой на один глаз, сказал:
– Мы от Червленого. – Червленый был воровским королем Нахаловки. – Сперва думали, вы фраерской масти – так Червленый разрешил: пускай живут. А вы вон рыжье да брюлики толкаете почем зря.
– А с честны́м народом не делитесь, – просипел третий, с носом, провалившимся от застарелого сифилиса. – Не дело это, Червленый так на своей земле не дозволял.
Да, это была серьезная оплошность, Юрий еще неделю назад, когда Катя продала перстенек с бриллиантами, предвидел, что добром это не кончится. Решено же было, что станут жить исключительно на зарплату, ничем не выделяясь, да уж больно хотелось Кате купить ему новый костюм ко дню рождения, а денег хватало только на еду, вот перстенек-то и торганула.
– Значит, так, – подытожил Череп. – Половину рыжья и брюликов – Червленому, и тогда живите, чего ж.
– И за какие это за такие красивые глаза брюлики ему отдавать? – невинно спросила Поля.